— Виктор Сергеевич. Меня вызывали, — сказал Виктор.
— Виктор Сергеевич Тихонов, Сиреневый бульвар 23, год рождения 1971.
— Совершенно верно, — Виктор улыбнулся. Он еще подумал, что неплохо бы ее куда-нибудь пригласить.
— Вы списаны, — услышал Кошелев.
— Как это понять?
— Сняты с компьютерного учета, — и еще раз повторила. — Списаны.
— Ну я же вот, вы же видите.
— Конечно. Так что из этого?
— Слушай, а ты слышала каскад в стиле ретро? — это она уже говорила по телефону.
— Я же вот, живой, — перебил Виктор.
— Прости, тут списанный пришел, — опять по телефону. И к нему. — Чего вам непонятно, я же русским языком. Могу и по-английски. О вас уже передали по Интернету. Будете всюду в одном качестве, в любой стране. Для таких, как вы, создан фонд помощи списанным.
— Я не понимаю.
Она включила компьютер. Виктор увидел: Виктор Сергеевич Тихонов, 1971 года рождения, Россия, Москва, Сиреневый бульвар 23. Списан. Убедились?
— Но я же вот.
— Раз вас нет в компьютере, то вами будет заниматься только фонд помощи. Получите там пособие, талоны на пропитание и другие услуги. Компьютерный центр закрыт для вас навсегда.
— Девушка, но ведь это…
— Извините, вы мешаете мне работать.
— Но я же не болен, не умер. Посмотрите на меня.
Виктор услышал механический голос в комнате:
— Уходите, не мешайте работать. Уходите, списанный.
Голос выбил Кошелева из комнаты.
Осенний дождик смыл остатки раздраженной памяти Кошелева.
Повезло
— Григорий Чернобой?
— Я.
— Если сначала будет сложно, не смущайтесь.
— А в чем дело? Где я?
— Сейчас я вам все объясню.
Тот, кто говорил, был невидим для Чернобоя. Гриша почему-то стал нервничать. Вытащил сигарету. И сразу же появились слова. Сначала на русском: «У нас не курят». Потом на английском: «No smoking».
Гриша увидел старомодную черную карету. Впереди на скамейке сидел человек в черном цилиндре. За каретой молча медленно двигались люди, тоже все в черном.
Смерть, холонуло сердце Гриши. А может, пронесет?
Гриша увидел внизу траву. И он лег.
Карета с черными людьми скрылась. Сплю, что ли, я, подумал Гриша. И услышал:
— Нет. Мы постараемся вам объяснить. Вы — не умрете. Вы — Вечный жид.
— Я жид? Ты что? Вы что? — Гриша вскочил. — Если вы думаете, у меня имя такое — Гриша… — Чернобой напряг память. — А Гришка Распутин, по-вашему, тоже был жид?
— Причем здесь национальность? Вы бессмертны, Григорий Чернобой.
— Как это так?
— Вот так. Вы попали в Интернет. И теперь доступны всему человечеству. Вы не умрете. Если, правда, не проникнет вирус. Надеемся, что это не случится. Надеемся, что вас, человека из толпы, мы сбережем в виртуальной реальности не на один век.
Гриша опять лег на траву.
Лучше бы, конечно, не жид, а хоть грек или татарин, думал Чернобой. И его мысли были слышны всем.
Чтобы свыкнуться, он закричал:
— Гришка Чернобой — Вечный жид! Никогда не умру! Так что, мне повезло или как?
Он опять увидел черную карету и людей в черном. Они шли за каретой, хлопали в ладоши, танцевали, смеялись. Тот, кто сидел впереди, поднял цилиндр, приветствуя бессмертного Гришу Чернобоя.
Неизвестная
— Касаткин, — раздался женский голос по радиотелефону, — зайдите к шефу.
Леню с утра лихорадило. То ли он простуду подхватил, то ли каких-то бумажек не хватало на столе, но что-то его раздражало и тревожило. В офисе к шефу допускали только заведующего отделом по связи с банками, расплывшегося борова лет сорока пяти. Леня работал с компьютером, факсами, переводил сообщения из разных банков.
«Чего это вдруг меня к шефу?» — подумал тревожно Леня и спросил заведующего:
— Николай Сергеевич, слышали, меня к шефу. Что-нибудь не так?
Маленькие темные глазки-бусинки под белесыми бровями смотрели мимо.
— Это вы сейчас узнаете. У меня к вам претензий нет.
Леня высморкался. Да, с вечера простудился. Его немного трясло.
Секретарша с накладным белокурым шиньоном, с ярко накрашенными губами, проговорила в аппарат:
— Виктор Степанович, к вам Касаткин.
— Пропустите.
Леня осторожно нажал на ручку двери. Шеф с улыбкой встал из-за стола. Он был примерно одного возраста с Леней.
— Вы ведь женаты, Гарик?
Леня смотрел на хорошо сложенного молодого человека в прекрасно сшитом костюме, в белоснежной рубашке с голубым галстуком.
— Гарик! Ты что, меня не слышишь?
Леня уже знал, что шеф всех сотрудников, в том числе и Николая Сергеевича, называет одним именем — Гарик.
— «Гости съезжались на дачу» — откуда это?
Вопрос шефа поразил Касаткина. Леня смотрел на скуластое улыбающееся лицо.
— Это, наверное… — начал Леня.
— Неужели не помнишь? — перебил шеф. — Эта фраза просто выбита на мраморе. Не встречал? Кстати, этого же автора: «Все в ней гармония, все диво, все выше мира и страстей».
— Может, Пушкин?
— Угадал, Гарик. Думаю, что просто угадал. А такая строчка — «Белеет парус одинокий» — это ведь тоже у Александра Сергеевича?
— Нет, Лермонтов, — радостно и широко распахнулся Касаткин.
— А ты не ошибся, Гарик?
— Нет, совершенно точно.
— В школе выучил, — глаза шефа и смеялись и смотрели мимо. — Скажи, ты давно женат? Не
