Я тут у вас сижу на стуле, и так хорошо. Ветерком обдувает. Это что, лес тут недалеко? Стоп. Никаких вопросов. Все понял. Спасибо и извините.
АВТОБИОГРАФИЯ № 7
Я ощутил себя не сразу. Первые моменты, то есть те самые первые моменты… Они наполнены. Они были до краев!
Лучшее, что есть в моем творчестве, — это личное ощущение (или ощущение личности?!), поднятое до значения общечеловеческого (или общечеловеческое вошло в меня с ощущением личности).
Хорошо изучил французский язык (в институте). Потом забыл его (язык). Но это не главное. Главное: я соединил… вернее, мне удалось опрокинуть (перебросить) туда… к детству (к самому раннему). В виде радуги — нынешнее мое ощущение личности (сложившейся). И я замкнул.
В настоящее время радужное ощущение не покидает меня.
Боже, время-то как между пальцами…. Мне можно еще посидеть? Спасибо.
АВТОБИОГРАФИЯ № 8
Землетравонебосолнце — вот какое длинное слово получилось. Я родился в пятнадцати метрах от земли. Всего в пятнадцати метрах! Когда мои братья оторвались и полетели, я тоже почувствовал боль в том месте, где прикреплялся к дереву.
Старшие мне говорили, что я расту. Но я не хотел расти. Ведь потом можно и уме… Я цеплялся изо всех сил, но все-таки полетел. И понял, что наступила осень.
Значит, я еще живой? Только вот волосы… Нет, нет, я не жалуюсь. Спасибо вам, спасибо большое.
АВТОБИОГРАФИЯ № 9
Родился. Наступили ногой. Хрястнул позвоночник. Вызвали в военкомат.
— Раздевайся.
— У меня за жизнь перебит позвоночник.
— А печень есть?
— Так точно.
— Ну что ж, тогда ползи.
И я пополз. Навстречу — молодые сапоги.
— Не наступите, братцы.
Я продолжаю ползти. Надо мной колоколом: бал… л… л, бал… л… л…
Признали ограниченно годным (ВУС 2567).
Перебитый позвоночник до сих пор болит.
Где стул? Его нет. Где стул? Уже убрали. Ничего. Можно и постоять.
АВТОБИОГРАФИЯ № 10
Внимание! Красный свет.
Я запомнил: свет. Запомнил слово: внимание. Я теперь ощущаю слово. Я запомнил слово округлое, ласковое. Запомнил слово властное. Иногда вспоминаю военное слово: «Ра-а-вняйсь! На первый-второй рассчитайсь!» Первый — второй. Первый — второй.
Они кружатся — пузыри, слова эти, вокруг моей головы. И лопаются.
И снова: «Первый — второй. Первый — второй». Третьего нет. Их только двое. (Здесь и далее намек на любовь. Возможно, на семейные отношения.)
Я живу теперь в слове. У меня есть маленький домик (семья). И труба над домиком (уют). Все так и строится из слов. Я сам слово. И оно готово лететь вам навстречу. Возьмите меня. Приласкайте, приголубьте. На военном языке: «Возьмите меня на довольствие…»
Внимание! Я лечу! Я лечу по направлению туда…
P.S. «Мрак и ночь, печаль и скорбь — во мне и окрест меня; никаких путей, все концы потеряны.
Будем любить друг друга, это одно остается нам бедным…
Все-таки это какой-нибудь свет, или по крайней мере это — замена истинного света. Это еще согревает или может согреть нас на срок недолгой, нам и понятной и непонятной жизни».
СТЕНА
Я — брошенный сад, заросший. Я хозяин своего сада. Яблони, смородина, малина. Яблоки валяются в траве. Все во мне уже свыклось с годами, но ищет простора.
А на меня двигается стена из железных пустых банок, разбитых стиральных машин, холодильников, останки пружинных матрацев. Куча.
Стена надвигается. Мой сад будет побежден. Я этого допустить не могу. Тут же, из кучи, я вытаскиваю ржавую лопату, хватаюсь за ее черенок. И стараюсь все это разгрести, разбросать. Но мои усилия тщетны. На моих ладонях кровавые мозоли. Я стараюсь привыкнуть к боли. Да, я знаю, что усилия мои бесполезны. Но даже если меня поглотит эта железная куча, все равно я был садом, садом тишины. Эта мысль придает мне силы. Я непременно должен сохранить душу моего заглохшего сада.
