дедушка с бабушкой, племянница Карен, живущая у них после смерти родителей от эпидемии «испанки». После плотного завтрака семья принималась за дела по хозяйству — женщины шли доить скотину, мужчины — в поле, либо занимались хозяйственными делами: чинили то, что требовало ремонта, ладили сельскохозяйственный инвентарь, заготавливали дрова, убирали камни. Да мало ли дел на крестьянском подворье? Спасало то, что семья была большая, и сил хватало на всё. Вот ещё бы земли побольше хоть немного, а то чуть неурожай, и всё, приходилось затягивать пояса. Надежда была, конечно, на Пааво, младшего, всеобщего любимца, тот с отличием закончил гимназию, поступил в училище, учился легко и охотно. Ему пророчили большое будущее, пастор обещал дать ему рекомендацию в университет, а глава района — похлопотать о стипендии… Но этот нелепый случай… И надо же было ему влезть в эту разборку пьяных мужиков! Дурак, полез разнимать самых знаменитых драчунов в округе, вроде и отпихнули слегка, а ударился виском об угол чугунной печки во дворе, и всё… Даже фельдшер, бывший тут же на свадьбе, не помог… мужики потом стоном выли, да поздно уже. Вот что водка с людьми делает, совсем человеческий облик теряют… Мать еле откачали, отец в одночасье поседел, а до этого седых волос в шевелюре не было, пусть и за сорок ему. Дед… Ох, дед… А на соседскую Анни, с которой уже втихомолку по амбарам валялись, и смотреть страшно стало, выяснилось, что Пааво ей пузо заделал, пришлось вытравливать… И девке позор на всю округу. Не отмоется. Мать в последнем письме писала, что соседи ворота от дёгтя отмывать не успевают… Эх, водка-водка…
Сзади захрустел ледок, видно ещё кто-то проснулся. Анти обернулся — это был их шутник и балагур Тойво Коскинен, парень из их района, но с севера. Раньше, до сборов, они знакомы не были…
— Кофе варишь, Анти?
— Не видишь?
— Не вижу. По запаху понял. А на мою душу хватит?
Сорвинен взглянул в котелок. Чуть помедлил, потом кивнул:
— Хватит.
— Тогда я угощаю.
Тойво полез в тощий вещмешок и вытащил что-то, завёрнутое в чистую тряпицу, осторожно развернул, извлекая на свет кусок копчёного сала.
— Свинина?
— Нет, кабан. Сам прошлой осенью взял.
— Охотник?
— Так. Балуюсь потихоньку…
Кофе получился удачный. Да и сало с ещё домашними сухарями тоже было недурно.
— Вкусно?
— Конечно.
— Мой дед коптил. По своему рецепту. Вот вернёмся домой, приезжай в гости — он тебя научит.
— Если только зимой, в другое время в хозяйстве сам знаешь, сколько работы…
Коскинен заговорщически подмигнул:
— Я, перед тем, как спать легли, до ветру пошёл. Ну и краем уха услышал, что наш лейтенант с капитаном говорили, будто сегодня последний день! До обеда учения проведём, а потом назад, на станцию, и по домам… Приеду, первым делом в баню, а потом — за стол… Жена напечёт пирожков, сяду, наемся, потом опять в баню, и её с собой, да настойки рябиновой бутылку для разогрева… Ух! Напостился я здесь, соскучился уже по бабе! А ты, Анти, женат?
— Нет пока.
— А пора бы. Вроде и парень то уже не такой молоденький. Мы, финны, народ не такой большой. Нам люди нужны. И каждый финн должен иметь много детей.
Сорвинен усмехнулся:
— А у тебя то самого дети есть?
— Трое. А вернусь — ещё одного заделаю…
— Эй, там! Кончайте костёр жечь! Строится всем!
Анти не выдержал и сорвался:
— Дай хоть кофе допить, Антикайнен!
Лейтенант Антикайнен, сосед Анти там, дома, разозлился:
— Что за пререкания, рядовой?! Немедленно тушить огонь и строиться!
Затем с размаху ударил ногой по уже начинающему закипать котелку и развернувшись, направился к палаткам…
— Вот и попили горячего…
Медленно протянул Тойво. Сплюнул с досады на землю. Соринен со злостью смотрел на коричневые следы на белом снегу6
— Ничего… Сочтёмся. Приедем домой — я ему покажу, кто из нас рядовой, а кто офицер. Он у меня ещё кровью умоется…
Люди, призванные на сборы, неторопливо строились, ёжась от холода и переговариваясь вполголоса. Анти и Тойво встали в строй чуть ли не последние, раздвинув плечами шеренгу. Внезапно все замолкли — из будки паромщика вышел в сопровождении их командира невысокий полковник в круглых очках:
— Храбрые финны! У меня для вас плохие новости — сегодня Советы начали военные действия против Республики. Организовав провокацию, они получили повод обвинить нас в организации военных действий и начали переброску войск к границе Суоми. Мы маленький, но гордый народ! И мы не отдадим ни кусочка своей земли, какой бы щедрый выкуп нам не предлагали! Станем грудью на защиту нашей Родины! Смерть захватчикам!..
Соринен шепнул:
— Ну вот, попал домой…
Тойво не выдержал:
— Хватит! Ты что, не понимаешь? Это же война!
— Война. И что? Всё равно нам не выстоять против Советов. Их слишком много.
— Зато за нами — вся Европа.
— Европа? Да кому мы нужны там? Им бы лишь своё брюхо набить, да нажиться побольше. Думаешь, раз они оружие дают, так и воевать за нас будут? Нет! Кровь проливать мы будем, финны. И русские тоже. Только они своих потерь и не заметят, а вот мы — очень даже почувствуем. Поверь. Не так уж нас и много…
…Ускоренным маршем они двигались уже почти пять часов по извилистой дороге, петлявшей между вековых бронзовых сосен. Чуть припорошенные снегом огромные гранитные валуны, притащенные сюда прошедшим ещё до начала времён ледником казались окаменевшими от солнечных лучей троллями из сказаний. Прошли все положенные сроки, а приказа остановиться на привал, а тем более, на обед не поступало. Сорвинен не выдержал и начал ругаться, когда к нему подбежал лейтенант:
— Анти, прекрати. Уже немного осталось.
На этот раз он разговаривал не как командир, а как сосед.
— Мне то что, чёртова бабушка?! Я жрать хочу! Я устал! Я что, лошадь? Так и той хороший хозяин отдохнуть даёт, чтобы не запалить на работе! Когда нас накормят?! И передохнуть бы не мешало! Да и вообще…
Он вдруг резко оборвал свою тираду, завидев показавшийся из-за поворота обоз. По дороге медленно ехало несколько телег с громоздившимся домашним скарбом. Повозками управляли пожилые мужчины и женщины. Те, что помоложе гнали скот. Беженцы, поняли солдаты. Уходят из фронтовой зоны. Скорбная процессия проследовала мимо притихших солдат, уж начавших было роптанием поддерживать Анти, так же замолчавшего. А потом донёсся запах дыма. Это был не привычный аромат дров, горящих в печке или костре. Это был запах пожара. Горящее дерево, железная окалина, смола, тряпки… Колонна вышло из леса и наткнулась на догорающий хутор. Груды тлеющих брёвен указывали на то, что раньше здесь жили люди. Ещё — чёткие борозды вспаханного на зиму поля и аккуратная ограда из тщательно отёсанных кольев показывали на их былое присутствие. Над идущим строем повисла гнетущая тишина. Только шарканье десятков ног, да клокотание вырывающегося из груди воздуха немного её развеивало. Внезапно все услыхали топот приближающейся на полном скаку лошади. Вот из-за леса вырвался всадник, лихо осадил
