Убийство по французски

Сьюзи в последний раз глубоко затянулась сигаретой и бросила ее в ведерко со льдом — короткое шипение, и та погасла. Она стояла и смотрела за лужайку. Уединение, никаких решеток на окнах в их владениях, заговор сосен и высоких стен, кущ гибискусов и плюмерий, изящных, неровных рельефов, призванных отгородить резиденцию от соседей. Сьюзи сошла с каменных плит и ощутила под ногами податливую мягкость травы. Она подумала, что еще достаточно тепло, чтобы оставаться обнаженной. Тело почти высохло, лишь струйка воды еще стекала между лопатками и по спине от копны мокрых волос. Она выжала волосы и взбила их пальцами.

Сьюзи думала о том, чего ей будет не хватать, когда придет время уехать. Не Франции, это точно. И уж наверняка не французов. Не путающейся под ногами матери Юбера и не его избалованной самонадеянной дочки. Если она больше никогда не увидит этих двоих, то и не опечалится. Что касается Юбера, для него это будет ударом, конечно, но что поделаешь, как сказал бы француз. Он, возможно, будет упрашивать ее остаться — зря, естественно, — но переживет, перешагнет через это.

«Но куда идти? — думала Сьюзи. — Куда переезжать?» Шагая по лужайке, она перебирала возможности. Трава покалывала подошвы ног. Ни дуновения ветерка, чтобы прогнать солоновато- свинцовую жару дня. Конечно, есть Карибы, но это чересчур, чересчур близко от дома. Может, Северная Африка? Или, возможно, Испания? Или еще дальше? Бали, Малайзия, тропики? Где жарко. Где экзотика. Место, которое не одобрят родители. Ей нравилось, когда они не одобряли. Даже сейчас.

В центре лужайки Сьюзи остановилась, уловив звук, движение в дальнем конце террасы среди сосен.

Первой мыслью было, что это кошка или собака, крадущаяся через подлесок. Но потом послышался голос. Кто-то окликал ее. Кто-то по эту сторону ограды.

Вспомнив, что раздета, Сьюзи вернулась к бассейну, подняла с плит свой халат, набросила на себя и вернулась на лужайку.

А там, из сгущающихся теней в дальнем углу владения, где сосны вытягивались в вечернее небо, возникла фигура и направилась к ней.

Берта? Ортанс? Соседка, мадам Деланд? Но потом она разглядела брюки. Садовник Жиль? Юбер вернулся раньше? Она всматривалась во мрак, но не могла разглядеть деталей, кроме того, что фигура высока ростом. Выше Берты, но примерно такого же роста, как мадам Деланд. Или Жиль. Или даже Юбер.

— Кто там? — крикнула она, ощутив цитрусовый запах лосьона после бритья. — Юбер? Это ты, милый?

Фигура, приближаясь по лужайке, заговорила опять, в голосе слышалась тревога, словно случилось что-то, о чем Сьюзи не знала. И она поняла, что это не Юбер.

— Мадам, мадам, с вами все в порядке? Мне показалось, я видел что-то...

Прежде чем Сьюзи успела что-либо предпринять, прежде чем успела среагировать или защититься, фигура прыгнула на нее, заваливая на землю. А потом... что-то ударило ее в висок, звезды посыпались из глаз, больше, чем она видела в вечернем небе, и закружились перед нею. Стало не хватать воздуха... тяжесть на груди, руки и ноги придавлены к земле, и трава покалывает шею...

А над ней... небо темнело, звезды по-прежнему находились на месте, только гасли одна задругой, быстро-быстро...

Пока... не появилось непреодолимое желание хихикать. Смеяться над... И потом...

Ничего...

Часть третья

47

Резиденция Котиньи, Марсель, пятница

Было раннее утро, когда Жиль, садовник семьи де Котиньи, приехал на работу. Солнце только готовилось пробить брешь в пиках над Монтредоном, белая штукатурка дома от его лучей казалась покрытой золотистой замшей, угловые ниши заполнены прохладой и окружены тенями.

Он вошел на территорию там, где входил всегда, в ее самом нижнем уровне, через садовую калитку на аллее Жобар, сооруженную из серых старых досок, вделанных в каменную ограду, которая поднималась на добрых двенадцать футов над тротуаром, так что с дороги за оградой можно было видеть лишь верхушки садовых пальм и сосен.

Закрыв за собой калитку и спрятав ключ в карман, Жиль пошел вверх к дому, выбрав длинный путь вокруг нижней лужайки вдоль выложенных корой и прутьями клумб. Потом поднялся по ступеням на среднюю террасу. Прошлой ночью был ветер с гор, который только сейчас выбрался на море, начал волновать воду в заливе. Он был достаточно силен, чтобы обрывать листья с пальм и шишки с пирамид сосен, которые валялись теперь повсюду в траве. Их нужно будет собрать и унести.

На полпути через террасу Жиль остановился. Его внимание привлекло что-то еще, лежащее на траве. И это не было принесено ночным ветром.

Проклятые собаки, подумал он, отпихнув ногой подсушенную на солнце колбаску crotte[29]. По виду она напоминала ссохшийся коричневый палец. Теперь, осмотревшись, он заметил еще с полдюжины колбасок, которые нужно убрать, прежде чем подстригать лужайку. Они могут быть твердыми снаружи, эти «колбаски», но в середине всегда мягкие. И когда ножи зацепят и распотрошат их... вони не оберешься. Она впитается в брючины и все такое. Этим даже землю нельзя унавоживать.

Конечно, он знает, кто набедокурил. Немец, здоровенная старая немецкая овчарка доктора Креспэна, который живет дальше по дороге, и эти три маленькие тявкающие чудовища мадам Деланд. Судя по сегодняшнему виду crottes, виноваты соседские шавки. Немец всегда оставляет более солидные «визитные карточки». Если бы только мадам не забывала закрывать ворота, этих проблем не было бы. Он сто раз говорил боссу, но до нее послание не доходило. А если и доходило, то, похоже, на него не обращали внимания.

Жиль поднялся по ступеням на верхнюю террасу и пошел через лужайку. Дом высился впереди, бассейн виднелся слева. Справа, куда он направлялся, лужайка чуть приподнималась к границе сосен, олеандров и алоэ. За этой частью дома, неподалеку от служебного входа, у Жиля был сарай, где хранились лопаты и тяпки, грабли и секаторы - все необходимое для того, чтобы поддерживать территорию в порядке. В середине дня это было еще и прохладным местечком, где он мог прерваться для ленча и порции спиртного, которое держал между подносами с семенами. А по утрам для обеспечения мотивации к труду ему было достаточно глотка кальвадоса из бутылки из-под гербицида.

Первый час работы всегда был лучшим - достаточно рано, чтобы никто не мешал. Катишь себе тачку на нижнюю террасу, раскладывая по пути нужные инструменты: ножницы и парусину на верхней террасе для подрезки бугенвиллеи на балюстраде; грабли и лопату на средней террасе, где он видел собачьи экскременты; секаторы возле вьющихся роз; мотыгу у фруктовых грядок на нижней террасе. Любой, кто прогуливается по саду, решит, что он самый трудолюбивый работник в мире — четыре вида работы одновременно Но пусть радуются, если он закончит хоть один.

Было около шести часов. Жиль катил легко нагруженную пальмовыми листьями тачку к компостной яме за бассейном и... увидел ее — или, скорее, очертания и иссиня-черные волосы — через прозрачную спинку надувного кресла, которым она любила пользоваться, — достаточно высокого, чтобы не замочить книги и журналы, и легкоуправляемого, когда солнце начинало чересчур припекать и ей была нужна тень. А удивило садовника то обстоятельство, что она проснулась и вышла к бассейну так рано.