прекрасным голосом и с отличным музыкальным слухом. Он собирается разучить мои песни, и мы попробуем записать одну целую кассету. Может он прославится, а благодаря нему и я получу большую известность. А пока пишу в каждую свободную от работы минуту.
– А вы так и не сказали, – вспомнила Мария. – Кем вы работаете и где.
– Где работаю? – переспросил, почему-то сразу погрустневший Григорий. – Да здесь, рядом, на параллельной улице. Делаем капитальный ремонт одного дома. А кем? К сожалению не архитектором, тут вы не угадали, а простым рабочим. Конечно, работа хорошая, но уж слишком пыльная. Особенно в старейших мадридских зданиях. А вы, если не секрет, какую пользу приносите обществу?
Мария, в своей жизни всегда говорившая обо всём откровенно и до конца, сама себе удивившись, почему-то ответила полуправдой:
– Шью одежду… разную.
– Вот здорово! – он явно оживился. – Я одно время специализировался по ремонту швейных машин, оверлоков и распошивалок. Интересная была работёнка.
– Значит без нас, – резюмировала Мария. – Общество бы не протянуло: не в чем было бы ходить и негде жить.
– Ой! – он взглянул на часы. – Если я сейчас не побегу, то метро закроется, а моя хозяйка жутко злится, когда я слишком поздно пробираюсь в свою комнату! – он вскочил и прислоняя гитару в уголок, к холодильнику, протянул руку:
– Очень рад был с вами познакомиться.
– А вам ещё раз огромное спасибо за помощь!
– За тот чай, что я у вас выпил, можно носить любой груз по всему городу целый день. Большое спасибо за угощение.
Она подала руку, и он опять её галантно поцеловал и стал разворачиваться к выходу. При этом другой рукой, неловко зацепил стоящие на буфете продукты, выложенные наспех, в поисках сахара. Стоящая с краю банка майонеза грохнулась на пол и в моментально образовавшуюся лужу, наступил пятящийся Григорий.
– Мама родная! – запричитал он. – Какой же я сегодня неуклюжий. Ну, прямо слон в посудной лавке.
– Ничего, ничего, не волнуйтесь! – Мария прямо-таки схватила его за плечи увидя, что он чуть ли не руками, пытается собирать осколки. – Давайте договоримся: я здесь хозяйка и я здесь командую. Поэтому, я уберу сама!
– Да как же так… – он чуть не с отчаяньем развёл руками, глядя на расплывающийся по полу майонез.
– И не вздумайте со мной спорить! Григорий покорно вздохнул:
– Ну, тогда я пойду. Но, теперь уходя, уже хочу извиниться.
– Как вам не стыдно! – стала укорять она. – Вам совершенно не за что извиняться.
– Ну, хотя бы за то, что не помогаю прибрать?
– И опять, что-то перевернёте – засмеялась Мария. – Нет уж, бегите, а то опоздаете в метро.
– Ах да! Ещё раз извиняюсь за учинённый кавардак, ещё раз благодарю за угощение и желаю вам всего наилучшего. Прощайте!
– И вам всего хорошего! – она провела его до двери и, закрыв за ним, прислушалась к шуму спускающего лифта.
«Как всё-таки странно устроена жизнь! – подумала Мария. – Ведь совершенно чужой человек, впервые и в последний раз виденный, а как приятно было с ним посидеть и просто пообщаться. И говорили то вроде ни о чём, зато интересно. И спел он очень хорошо. А как он бросился мне помогать! Хорошо хоть меня с ног не сбил! – она заулыбалась. – Действует спонтанно, говорит то, что думает, но, сколько в нём доброты и тепла. Возле таких людей всегда хорошо и не бывает скучно».
Вернувшись на кухню, быстренько навела порядок, протёрла пол и разложила все продукты по своим местам. Потом взяла гитару и прошла в салон. Несколько минут постояла у окна, напевая тихонько мелодию недавно спетой Григорием песни. Повесила инструмент на прежнее место и, бодро встряхнув своими прекрасными волосами, пошла принимать душ перед сном.
И, пожалуй, впервые, после смерти мужа Мария спала эту ночь спокойно и безмятежно. И она даже представить себе не могла, какой нервный и странный получится наступающий день.
А он уже близился. На востоке небо начало бледнеть и постепенно на нём стали вырисовываться вытянутые по горизонту облака, своей лёгкостью опять предсказывая жаркую погоду. Медленно, но верно они всё розовели и розовели, расцвечивая всё большую часть небосвода. И вот уже первые лучи солнца брызнули на просыпающийся Мадрид, осветив многочисленные улицы, проспекты и аллеи своей тёплой желтизной. Один за другим стали взмывать вверх задремавшие на ночь фонтаны. Словно беря с них пример, из-под земли, как грибы, выросли разбрызгиватели, и прохладная вода ниспала на зелёные лужайки, раскинувшиеся между домами. Деревья, стоящие всё ещё без единого жёлтого листика, перешёптывались под лёгкий ветерок между собой, удивляясь единственному своему собрату, который первый раскрасился жёлтыми пятнами. Это был гигантский каштан, живущий в королевском парке. Но так было всегда. Он всегда первый замечал наступившею осень и своим видом давал всем остальным деревьям как бы знать: пора! Пора готовиться к зиме. Потому что после зимы будет весна, а потом опять долгое и жаркое лето. И так всю долгую и такую величественную в своём многообразии жизнь.
Мария спала сладко и безмятежно. Ей снились деревья в саду с огромными жёлтыми яблоками. Она, напевая знакомую песенку, собирала эти яблоки в большую корзину, висящую у неё через руку. Но сколько она не рвала, корзина не наполнялась. «Странно, словно во сне!» – мысль эта вроде как приснилась, а вроде как промелькнула наяву. – «Да ведь я действительно сплю!» – и Мария проснувшись, с улыбкой открыла глаза. Потянувшись, она решила ещё поваляться хоть пять минут – такой роскоши давно себе не позволяла. «Ведь всё ещё успею сделать, а что не успею… ерунда! Никто на меня не обидится!» С такими блаженными и беззаботными мыслями, она позволила себе ничего не делать и никуда не вскакивать сломя голову, как бывало обычно каждое утро.
Но постепенно, стряхивая с себя остатки сна, стала размышлять; как и что лучше приготовить и, сама не заметив, встала и пошла в ванную. А после сразу включилась в работу по приготовлению различных запланированных к обеду блюд. Чуть подумала и поставила диск с лёгкой классикой, тем самым, улучшая и без того приподнятое настроение.
Решила в первую очередь испечь пирог: его ведь всё равно подавать холодным. Стала искать миксер и вспомнила, что недавно отнесла в кладовку. Уж слишком много места занимала на кухне коробка со всеми комплектующими кухонного комбайна. Вышла в коридор и с удивлением заметила, что тапочки как-то странно прилипают к полу. Включила весь свет, присмотрелась. На паркете отсвечивали какие-то отпечатки чего-то блестящего и жирного. «Да ведь это же майонез! – догадалась Мария. – Вчера Григорий растоптал его по всей прихожей!» Она улыбнулась, вспомнив вчерашний вечер, и, смочив *фрегону в ведре и отжав, стала протирать пол до идеальной чистоты. Дойдя до двери, остановилась: «Наверное, и на лестничной площадке напачкали, надо бы протереть». И точно, открыв дверь, увидела следы ног, ведущие к лифту и принялась энергично их вытирать. Перед самым лифтом вообще был огромный, чёткий отпечаток мужской обуви. «Ну правильно, здесь он остановился, вызывая лифт, вот майонез и прилип по всему контуру!» – и уже завела фрегону сбоку, чтобы стереть след с пола, а вместе с ним пожалуй и весь вчерашний вечер. Как вдруг!!!
«Размер! Какой у него большой размер!» – мысль эта молнией ударила ей в голову. Она упустила из рук фрегону и схватилась за виски. В голове поднялась такая сумятица из абсурдных мыслей, что Мария практически перестала что-либо соображать. В глазах помутилось, но она продолжала бессмысленно пялиться на мраморный пол. Потом как лунатик, медленно повернулась и вошла в квартиру. Через несколько минут снова как под гипнозом появилась на лестничной площадке, но уже держа в руках туфель, один из многих, оставшихся после смерти Хоссе. Медленно встала на колени и также медленно приложила обувь к отпечатку. Они идеально сошлись по контуру. «Значит тоже сорок седьмой!» Кроме этой мысли больше ничего не было у неё в сознании несколько минут. И неизвестно, сколько ещё времени находилась бы Мария в подобной прострации, если бы не вышедший сосед, ведущий погулять свою собачонку. Увидя побледневшую соседку, стоящею на коленях перед лифтом, он бросился к ней, помогая за локоть
