и они начнут плясать – с мечами. Посол уже сейчас, небось, довольно ухмыляется, потому что это ему в радость – эта глупость. А был бы Ольдемар, так разве бы посмел этот наглец даже глаза поднять? Нет, конечно!
Но Ольдемара давно уже нет, опять подумал Хальдер. В тот год, когда случилось так, что Ольдемар ушел, ты был…
Нет, и тогда ты тоже был просто воином. И спал на этом же тюфяке в этой же горнице, и на этой же самой стене висел твой меч – правда, пока еще простой, не этот. А Ольдемар к той памятной весне вошел в очень большую силу. Заматерел медведь, так про него тогда все говорили. И было отчего так говорить, потому что тогда, лишь только снег сошел, были к нему послы с поклонами – пять ярлов из двенадцати признали его старшим. Это по тем годам была великая удача! Но ему и этого показалось мало, и поэтому он грозно спросил у послов, а что они будет делать, если он вдруг умрет. И послы на это ответили, что тогда они будут кланяться его сыну Айгаславу. Нечего даже и говорить о том, что такой ответ пришелся Ольдемару весьма по душе. Ведь именно этого он и домогался в последние годы. И вот он наконец это услышал! А потом, в тот же день, это услышал весь Ярлград. Это потому что Ольдемар тогда велел – и был великий пир, и все сошлись на капище, ярл и послы клялись перед кумирами… Клялись! Вспомнив об этом, Хальдер усмехнулся. Потому что он ведь тогда тоже клялся. Ярл так хотел – и Хальдер, простой воин, покорился и повторил за всеми слова клятвы. Послы тоже клялись. Потом бросали в огонь золото, гнали рабов. Потом опять был пир. И на этом пиру в первый раз Ольдемар сидел не один, а держал на коленях своего трехлетнего сына Айгаслава. Айгаслав был крепким, смелым и смышленым мальчиком. А еще он был отмечен знаком – у него на левом виске было большое родимое пятно. Ольдемар почему-то всегда очень гордился этим пятном, говорил, что это добрый знак, который принесет его сыну большую удачу. Это, он говорил, на нем так запеклась кровь врагов. А тогда, на том пиру, когда было уже довольно много выпито, Ольдемар вдруг повернулся к тебе и сказал:
– Посмотри! – и вот так взъерошил Айгаславу волосы, открыл это пятно и дальше сказал вот что: – Лгут злые люди, Хальдер! А я знаю наверняка, и никому меня тут не сбить. Это добрый знак! Это знак силы! Жаль, я уже не доживу, я это знаю, но ты доживешь, Хальдер, и ты еще увидишь, как мой сын будет еще удачливей меня. Потому что я заставил поклониться только пятерых, а он заставит всех. С твоей, конечно, помощью. Так, Хальдер?
И ты на это ответил:
– Да, это так.
Потому что по-другому отвечать тогда было нельзя. И еще потому, что ты тогда думал совсем о другом – о том, почему это ярл вдруг заговорил о своей близкой смерти. Ведь, как тебе тогда казалось, ничто тогда не предвещало беды, а даже, как будто напротив, боги были весьма к нему милостивы – еще только начал сходить снег, еще только вскрылись реки, а ему уже покорилось пять ярлов, а еще один, и это уже шестой, ярл Бурилейф, как донесли гонцы, просил о снисхождении, а седьмой и вместе с ним восьмой…
Вот только восьмому Ольдемар как раз и не поверил, сказал, что он лжет. И ты тогда к восьмому и отправился – но не жечь и брать добычу и рабов, а только поучить его и указать ему на его место. Так велел Ольдемар. И вот что еще: он не стал давать тебе большую дружину, сказал, что ему скоро самому, может, пригодятся мечи, и, может, даже много. Ты спросил, что это значит. А он на это только засмеялся, сказал, что это ему приснился нехороший сон, и он напугался, как женщина. И ярл опять засмеялся. А потом вдруг стал очень серьезным и сказал, чтобы ты не мешкая отправлялся в дорогу и не думал о пустых, глупых словах, а делал только важные дела. И ты ушел с малой дружиной, то есть только на одном своем корабле и только со своими белобровыми. Так вы прошли один удел, второй, и учили тех, на кого было показано, и все они каялись. А потом, когда вы зашли очень далеко, где уже скоро должны были начаться чужие, еще непокоренные земли, вас вдруг нагнал гонец, который сказал вот что: Мирволод, самозваный ярл, взошел на Верх, а Ольдемар убит! И сын его убит, а Ярлград затаился, молчит. Так говорили, прибавил гонец…
И так оно, как ты после узнал, и было! Мирволод с братьями ворвался к Ольдемару в терем и зарубил его. Также и сына. И жену. Потом их, обезглавленных, как падаль побросали в реку. Ярлград молчал, дружина помолчала и пришла, и поклонилась, и сложили мечи у ворот, Мирволод их топтал, смеялся, а после стал раздавать обратно…
И они брали те мечи! И целовали их, шли на кумирню и клялись кумирам – вместе с Мирволодом. И делать это им было легко, потому что они и Мирволод были детьми одной Земли. А про тебя и про твоих людей Мирволод еще даже в прежние времена говорил Ольдемару, что он слишком много позволяет всяким чужакам. Ну а теперь, и ты в этом нисколько не сомневался, он об этом говорить уже не будет, а просто сразу прикажет вас всех перебить. Вот о чем ты думал, когда велел поворачивать обратно, к Ярлграду. А еще ты думал о том, что жить тебе осталось совсем немного.
Но боги решили иначе. И получилось так, что после того кровавого известия прошло всего только семь дней, как воин Хальдер – просто воин – нашел лежащего на берегу ребенка. Это был маленький мальчик, плотно завернутый в кожаный воинский плащ. Когда плащ развернули, то увидели на горле у мальчика страшный багровый шрам от меча, а на виске родимое пятно. Мальчик был жив, он просто крепко спал. Это было чудо! Небывалое! И поэтому, когда ты, просто воин Хальдер, пришел с этим мальчиком в Ярлград и показал его всем, Мирволод не поверил, закричал:
– Нет! Это ложь! Это не он! Я сам видел его убитого! Нет! Нет!
– Да! – закричали из толпы. – Да! Он это! Это наш Айгаслав! Наш ярл! Наш ярл!
А еще они тогда кричали и много чего другого, для кое-кого очень лестного. Но тебе тогда не было никакого дела до всех этих лестных криков – ты просто держал ярла высоко, так, чтобы его отовсюду было хорошо видно, и шел через площадь к кумирне – шел впереди всех!..
Ну и что из того? Да ничего после того не изменилось – и ты остался прежним просто воином, жил в этой самой горнице, и был у тебя тот же самый тюфяк, набитый тем же самым волосом. Меч, правда, у тебя был уже не тот, простой, а этот, нынешний, который сегодня утром так понравился послу.
Да что там понравился! Да он просто как околдовал его! И разве только его одного?! Ты только вспомни, Хальдер! Когда ты взял и посадил – вот так вот – Айгу на плечо и придержал его левой рукой, а правой вырвал этот меч из ножен, так сразу всё и началось: Мирволода судили самосудом, а тех, кто болтал лишнее, кто сомневался, кто не верил в спасение Айги – тех с берега, как падаль, побросали в воду. Ярлград сразу успокоился. А за ним и вся остальная Земля. Потом, когда Айга подрос, ты начал брать его с собой в походы, учил его владеть оружием и вообще давал ему много нужных советов. И вот теперь ярл возмужал, он храбр и щедр, а его Земля расширяется и богатеет. Но только что ему теперь эта Земля, если знающие люди говорят, что на свете есть места и получше. Вот ему и стало любопытно. Вот он и повелел в прошлом году – и ты повел его дружины в Руммалию. Глянуть, что там. Хальдер вздохнул, закрыл глаза…
Там, в Руммалии, море очень теплое, оно даже зимой не замерзает. И там, на этом теплом морском дне, круглый год растут цветы. Ты, перегнувшись через борт, показывал на них, воины ныряли за ними и приносили их тебе. Цветы были без запаха, на солнце они быстро блекли, а потом каменели. А может, это были совсем не цветы, а просто такие странные, диковинные камни. И эти камни, говорят, растут как живые. А берег там, в Руммалии, скалистый и высокий. Но он совсем не такой, как Берег Белобровых, потому что там, в Руммалии, скалы режутся ножом, вот до чего они мягкие. И лесов у них нет, у них есть только сады. Деревья в тех садах высокие и стройные, листья на них зеленые и никогда не опадают. В садах у них всегда прохладно. Зато дороги у них безобразные, сплошная пыль да жар. И вообще, жар там всегда такой, что днем вся Руммалия словно вымирает…
И днем их бить – как мух! Бить! Бить! Пора уже, гневно подумал Хальдер. Вначале – здесь; посла – на меч, пытать! А после выбросить во двор – псам на потеху. И всех его рабов туда же! А потом…
Хальдер закашлялся, в глазах пошли кровавые круги. Ого! Что это с ним? И отчего? С утра он, как всегда, проснулся еще затемно, встал и проверил стражу, потом ходил к ручью, купался, поймал форель, распотрошил ее и съел… Легко поймал! Вот так вот руку выставил, а после р-раз ее под жабры! Это отец его так научил. Еще он говорил тогда: «Кто ловит рыбу неводом, тот не мужчина. Рука у воина должна быть крепкая».
А тут она как не своя, растерянно подумал Хальдер. Вот, не поднять ее. А как тяжело дышится! А жарко как!..
А этим, внизу, хоть бы что! Вон как раскричались, распелись! Все до единого пьяны. Да-да, пьян и посол, все руммалийцы такие: сам не возьмет, но только поднеси ему – и не откажется, выпьет до дна. А
