Старшего из Виннов, когда у морфов самый крепкий сон, мы и приходим к ним и убиваем их!
Так было и тогда: Торстайн собрал дружину и ушел бить морфов. А женщины и дети, рабы и старики… и я – все мы остались во Фьорде. Я сторожил корабль вместе с двумя мальчишками. А появляться в поселке мне было строго-настрого запрещено. Так повелела мстительная Сьюгред. Поэтому вернулся я к себе только тогда, когда из похода вернулся Торстайн.
И вот Торстайн и все, кто с ним ушел, вернулись, и мы сошлись, и на пиру нам было сказано: они ходили к Шапке Мира! Ну да, конечно же, подумал я, Торстайн не удержался. Правда, он затеял это еще здесь, еще до похода на морфов, я это тогда еще чуял! Так что теперь, на пиру, Торстайн бесстыже лгал, когда сказал, что это у них получилось совершенно случайно. Он так рассказывал:
– Нет, я не ожидал того! Да и никто не ожидал! Мы тогда уже третий день как потеряли тропу и шли наугад. Вдруг Дарки закричал: «Смотрите!» И это было удивительное зрелище! Вокруг, куда ни посмотри, было черным-черно, а там, куда он нам показал, горела яркая полоска света. Мы сразу догадались, что это такое, поэтому поспешно сошли с саней, опустились на колени, и стали жарко прославлять наших великих Братьев-Прародителей. Ведь мы тогда очень надеялись на то, что если они сейчас смилостивятся над нами, что еще совсем немного – и мы войдем в Чертог!
– А дальше было что? – спросил я.
А дальше, как рассказывал Торстайн и это дружно подтвердили все его спутники, первым делом они пересчитали все имевшиеся у них запасы съестного и пришли к единодушному выводу, что этого у них вполне достаточно для дальнейшего продолжения похода. Ведь, как давно уже известно, даже в самую тихую и безветренную погоду Шапку Мира можно рассмотреть только тогда, когда ты находишься от нее не далее, чем в восьми переходах, а у моих сородичей припасов было на все десять. То есть риск, как они посчитали, был небольшой. Передохнув и накормив собак, они зажгли костер, сожгли на нем великие дары, пропели гимн – и двинулись дальше.
Погода была ясная, морозная. Торстайн и его люди пребывали в таком прекрасном расположении духа, что им казалось, будто едва ли не с каждым их шагом заветная вершина становится видна все лучше и лучше, иными словами все ближе и ближе. И вообще, первый, второй и третий переходы они прошли безо всяких трудностей и неприятностей. А на привалах они каждый раз возжигали на своих кострах богатые дары.
Четвертый переход был посложней, потому что тогда поднялся сильный встречный ветер, запуржило. А когда мои сородичи наконец остановились на привал, развели костры и только приготовили еду…
Из темноты вдруг показался странный человек. Он шел мимо костров и всех приветствовал по именам… хотя никто его не знал! А был он из себя ничем не примечательный – плащ, под плащом кольчуга, меч, а на лицо он бы не стар, но и не молод, был как все мы белобров и как все бородат. Других примет у него не было. И вот этот странный и никому не известный человек подошел к костру Торстайна и сел там, не спросясь и не представившись. Он только сказал:
– Торстайн, я очень голоден.
Торстайн велел подать ему еды, и незнакомец ел. Торстайн был очень недоволен, но молчал. У нас ведь так заведено: кто бы к тебе зимой ни пришел, пусть это будет даже твой самый злейший враг, ты все равно должен кормить его до тех пор, пока он окончательно не насытится.
А незнакомец ел и ел и ел! И все уже почуяли неладное…
Но гость, это на то и гость, тем более гость незваный. Если к тебе пришел незваный гость, значит, тебя испытывает Винн. А может, это и сам Винн к тебе пришел! Поэтому когда незнакомец съел все, что было в их котлах, Торстайн велел развязывать мешки с припасами, и незнакомец снова ел – уже холодное, сырое. А ветер завывал и завывал. А снег сыпал все гуще и гуще. Мороз крепчал…
И незнакомец съел все до последней крошки! Встал и утер ладонью рот, сказал:
– Прощай, Торстайн!
– Прощай.
Незнакомец надел рукавицы, поправил капюшон плаща, неспешно развернулся… И тут же исчез! Исчезли и последние сомнения: конечно, это к ним являлся Винн. Но для чего? Торстайн сказал:
– Он нас испытывал. Но пусть и не надеется! Да, у нас не осталось припасов. Но зато настойчивости нам не занимать! Мы пойдем и без припасов, налегке. Подумаешь – четыре дня поголодать! Случалось и похуже.
Да, несомненно, это так. Но, говорили многие, Винн их пока только предупредил, Винн показал, что он не хочет пускать их на Шапку Мира. Но если они будем упорствовать, он снова придет к ним, и этот второй его приход принесет им немало беды!
– Нет! – возражал Торстайн. – Он больше не придет. Он же сказал: «Прощай!»
– Да, – соглашались, – этот – да. Но Винн же не один, а их трое!
Только Торстайна разве переспоришь? Он дал им отдохнуть, а после сам развел костер и приказал бросать в него дары. Бросали. А после запрягли собак и двинулись прямо в пургу. Пурга не унималась. Но свет от Шапки Мира был уже так ярок, что заблудиться было уже просто невозможно.
А на привале развели костры и только полегли…
Как снова появился незнакомый человек, прошел мимо лежащих, всех поприветствовал, потом подсел к Торстайну и сказал:
– Я очень голоден.
Торстайн сказал:
– Вчера я уже угощал тебя.
– Нет, – усмехнулся незнакомый человек, – это был не я.
– А кто?
– Мой младший брат. А то, что у тебя сегодня нет никакой приличной для гостя еды, так ты не волнуйся, я не привередливый. Я съем твоих собак.
– Всех?
– Да.
Торстайн не спорил. И Средний Винн съел всех собак, утерся, встал – и исчез. Дружинники, опомнившись, кричали:
– Назад! Домой!
– Пешком? – со смехом спрашивал Торстайн. – Недалеко же вы уйдете!
– А что, – кричали все, – ждать, когда Старший явится?
– Да, получается, что так. И я с ним буду разговаривать. Я, а не вы.
– Ты уже дважды разговаривал! Мы видели, чем эти разговоры кончились.
– Еще не кончились!
– Да уж!
– Уж да!
И так они кричали, спорили…
Вдруг ветер стих, небо очистилось, и им открылась Шапка Мира. И эта чудесная гора была уже так близко от них, что теперь мои сородичи видели не только ее сияющую вершину, но и ее покрытые вечным льдом склоны. Но, говорят, это не лед, а волшебный хрусталь, в бесчисленных гранях которого отражается такое же бесчисленное множество судеб людей уже умерших, а также ныне живущих и даже тех, кто еще только когда-нибудь может родиться. Разве можно при виде такого кричать? Все притихли. Даже Торстайн, и тот тогда не вымолвил ни слова, а только смотрел и смотрел!
А после подошел к своим саням, перевернул их и поджег. Таков был его дар богам – последний. Он, значит, собирался идти дальше…
Но тут из темноты вдруг снова показался незнакомый человек. Теперь уже все совершенно точно знали, что это Старший Винн, и поэтому поспешно расступились перед ним. Старший Винн прошел через толпу дружинников, присел перед горящими санями и сказал:
– Я очень голоден.
– Ты опоздал, – сказал Торстайн. – Один твой брат съел все мои припасы, а второй всех моих собак.
– Да, – согласился Старший Винн, – я это знаю, все это так и было. Но я до того сильно голоден, что не побрезгую съесть самого тебя.
