люди вели себя ничуть не лучше. Тогда я пришел в неописуемое бешенство и пригрозил, что если Эрк и далее будет уклоняться от поединка, то я все равно зарублю его, пусть даже безоружного. Эрк засмеялся мне в лицо и сказал, что я никогда не посмею этого сделать. Тогда я призвал его людей в свидетели, взмахнул мечом… И Эрк упал в одну сторону, а его голова покатилась в другую. Я пнул ее в костер… И тут люди Эрка набросились на меня! Однако действовали они весьма суетливо и разобщенно, и вскоре я сразил троих из них. Я мог бы запросто прикончить и троих оставшихся, но они были нужны мне как свидетели – и я отпустил их, взяв с них слово, что ровно через неделю, в самый полдень, они все трое явятся в усадьбу Аудолфа Законоговорителя, где я собираюсь начать новую тяжбу против наследников Эрка с тем, чтобы их лишили всего, что у них есть недвижимого, движимого или носимого, оставив одну только жизнь. А потом…
Тут Лайм долго молчал, потом сказал:
– А что было потом, пускай лучше Акси расскажет.
И Акси сказал так:
– Явившись к Аудолфу Законоговорителю, все трое свидетелей показали одно и то же: Лайм скрытно приблизился к Эрку и, не дав ему даже опомниться, зарубил его самым бесчестным образом. Свидетелей испытывали огнем и водой и заставляли давать самые страшные клятвы, но они не отступились от своих слов. Лайм был признан виновным в позорном убийстве, у него отняли фьорд и корабль.
– И доброе имя, – добавил Лайм.
– Да, и его, – согласно кивнул Акси.
– А после было что? – спросил мой муж.
– А после, – сказал Лайм, – уже по прошествии долгого времени ко мне явился некий человек, не стану называть его по имени, и сказал: «Почтенный Лайм!.. (Хоть по решению суда всем было строжайше запрещено именовать меня почтенным!) Почтенный Лайм! Иди в Счастливый Фьорд и начинай тяжбу против покойного Торстайна. Дело это верное, да и к тому же я буду всячески тебя поддерживать, ибо, как мне кажется, в прошлом году тебя осудили напрасно». И я пошел. Но этот человек, опять не буду называть его по имени, теперь вторично осудил меня. Что у меня осталось? Ничего, только мой гнев и мой меч. А чего я хочу? Да уже ничего не хочу! Мне только бы вернуть свое доброе имя. И, думаю, что ты, ярл Айгаслав, мне в этом поможешь.
– Как?
– Сразившись со мной. Если победа достанется мне, то все будут говорить: «Это тот самый Лайм, который одолел того, кого не смог одолеть даже сам Великий Винн!» Ну а если я буду убит, то обо мне будут вспоминать уже несколько иначе, но тоже с превеликим уважением: «Это тот самый Лайм, единственный из всех, кто не дрогнул перед Вернувшимся Оттуда!»
И, сказав так, Лайм встал, взялся за меч. И встал мой муж…
Но встал и Акси – и весьма поспешно! И сказал:
– Э, нет, так не годится! Почтенный Лайм, на что ты его подбиваешь? На нарушение закона! Ведь все мы только что прекрасно слышали, как Аудолф сказал: ярл Айгаслав не имеет права защищаться!
– Но ведь закон еще не успел вступить в силу! – рассерженно воскликнул Лайм. – Сам Аудолф…
– Что Аудолф? – в ответ воскликнул Акси. – Он разве мог…
– Я не о том! А я…
Но тут мой муж не выдержал и закричал:
– Довольно!
И Лайм, и Акси замолчали. А муж сказал:
– Я ничего не понимаю. Какие у вас дикие обычаи! Если один человек вызвал другого на поединок, то о каких законах можно вести речь? Мы должны биться, вот и все! – и он взялся за меч…
Но тут уже я закричала:
– Муж мой! Одумайся!
А Акси закричал:
– Ярл! Ярл!
И даже Лайм… Нет, он кричать не стал, но отступил на шаг и сказал:
– Дело действительно весьма запутанное, и мне бы не хотелось вторично опозорить свое имя. Да, я по-прежнему горю желанием сразиться с тобой, ярл, но мне хотелось бы, чтобы все это было совершенно законно.
– Вот и прекрасно! – сказал Акси. – Но где же Аудолф? Куда это он подевался?
– Ушел, – ответил Лайм. – И Гьюр ушел. Остался только я один да мои люди.
– Так, хорошо! – воскликнул Акси. – И, значит, будет так: сейчас мы немедленно отправим кого-нибудь из твоих людей вдогонку за Аудолфом. Зачем нам самим ломать голову? Пусть это делает Аудолф. Пусть рассуждает. И потом как он нам скажет, так мы и поступим. Биться, значит, биться. А нет, значит, нет.
– Но… – начал было Лайм.
– А что, – с ехидцей спросил Акси, – ты думаешь, что Аудолф может посоветовать нечто низкое или постыдное? Ты от него когда-нибудь такое слышал?
Лайм побледнел. А прежде он никогда не бледнел! Но зато Акси продолжал весьма уверенно:
– Ну а теперь вот что! Лайм, где тот человек, которого мы отправляем к Аудолфу за решением по вашему делу? Я бы хотел заодно передать через него два-три словечка лично от себя. Ты ведь не против, Лайм?
Лайм молча мотнул головой – нет, он не против. И они оба вышли. Когда мы остались вдвоем, мой муж очень долго молчал, а после вдруг сказал:
– Вот и опять все то же самое. Ярл я или не ярл?!
А после встал и заходил взад-вперед по горнице. Он был в великом гневе. Я молчала. Когда отец мой гневался, мать никогда его не трогала, а только говорила мне:
– Пускай себе. Мужчины очень любят гневаться, и в этом им мешать нельзя. Запомни это, дочь!
И я запомнила. И вот теперь молча смотрела на него и ждала. Гнев – это ведь как огонь: ярко горит, но быстро догорает. А догорев…
А дальше было вот что: когда мой муж устал ходить, он сел к столу. Я налила ему вина и подала еды. Он выпил и поел. И успокоился. Потом еще раз выпил. И спросил:
– Ты хочешь мне что-то сказать?
– Да, – скромно ответила я. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты не гневался на Акси. И на Лайма. И даже на Аудолфа, даже на Гьюра! Муж мой, они ни в чем не виноваты. Они ведь родились в такой стране – дикой стране, где нет ни ярла, ни его дружины, а есть только закон, дарованный нам Винном. У вас, муж мой, намного проще жить – у вас всем заправляет ярл, и как он скажет, так и будет. А если кто ослушается ярла, то ярлова дружина примерно и быстро накажет строптивца. Но если и сам ярл окажется плохим, то его тогда можно убить и выбрать нового, хорошего ярла с такими же хорошими законами. А здесь не так! Винн – это же не ярл, его убить нельзя, ты недавно сам в этом убедился. Поэтому хорошие ли, плохие ли законы дарованы нам Винном, но их нужно неукоснительно исполнять, иначе обязательно погибнешь. Вот почему Лайм и Акси, и Аудолф, и даже Гьюр… Муж мой! Я заклинаю тебя всей твоей честью и всей твоей доблестью – послушайся меня и не перечь нашему закону! Винн – добрый, он простит тебя!
– Ха! – засмеялся он. – Я не нуждаюсь в его доброте. Я, если будет нужно, опять приду к нему…
– Муж мой! Ради меня! Ради…
И тут я обняла его, и заплакала. Я горько плакала! Я тихо плакала, потому что мать не раз говорила мне: «Запомни, дочь, кричат только рабыни!» И я тогда…
Нет, это я сейчас так умно и рассудительно говорю. А тогда я забыла обо всем, я просто горько плакала, ибо мне было очень, очень страшно! И муж, не выдержав, сказал:
– Любовь моя, пусть будет так, как ты хочешь, – и утешал меня, и утешал, а я все плакала и плакала и плакала… ибо тогда мне было очень хорошо!
Потом послышались шаги. Я отстранилась от его груди, утерла слезы. А муж сказал:
– Входи!
В землянку вошел Акси и сказал:
– За Аудолфом послан верный человек. А Лайм остался ждать. И с ним все его люди. Как ты считаешь, ярл, они достойны того, чтобы я отвел их в гостевую землянку?
