собственными мыслями лучше, чем старая изношенная тряпка. Быстрее меняется. Старый Хроник знает это. Он за свое время пережил с дюжину плащей.
— Старый Хроник?
— Ты познакомишься с ним и со всеми. С командой. С отрядом Форейджеров, который мне выпало вести Наружу. Я бы ни на что не променял это. Это гораздо лучше, чем сидеть взаперти, как рабочие.
Торбурн изменился со времен того похода, когда он нашел этого человека, который шел сейчас так гибко рядом с ним, возвышаясь над ним на четыре или более дюйма. Изменения произошли в его мыслях, и он был рад им. Он стал больше уверен в себе. Он не отдавал больше ненужных приказов во время экспедиции; отряд знал что делать и делал это. Торбурн лишь знакомил их с какими-либо новыми или особыми инструкциями перед отправлением.
Внизу, в комнате отдыха Охотников в лабиринте, сразу за границей, где начинались голубые огни, в комнате, расположенной в щели между водопроводной трубой и электрическим кабелем, Стэд встретился со всеми ними.
Джулия, крупная блондинка с сияющей улыбкой, распространяющая особую теплоту на новичка и на всех остальных, гордая своей доблестью оператора радара, округлая и веселая.
Симс и Валлас, во всем как родные братья, молодые и крепкие. Выглядели они глуповато, но в отношении возложенной на них задачи мозги у них работали отлично.
Кардон, чернобровый, с яростным выражением глаз, резкий, несгибаемый, непредсказуемый человек, чью совесть, как сказал Торбурн, мучает какой-то грех.
Старый Хроник — ну, Старый Хроник щелкал зубами, усмехался, фыркал, брюзжал и ворчал, и о нем об одном можно было написать целую книгу.
И, наконец, Ханей. Ханей, с мягкими, шелковистыми, струящимися волосами, с нежными невинными глазами, с нежным, как розовый бутон, ртом и цветущей бархатной кожей. Ханей со стройной фигурой и смущенной улыбкой, с запасом холодной отваги, которая, как наблюдал Торбурн, росла и крепла в сотнях опасных моментов с тех пор, как она сжималась от страха под окном, когда она увидела своего первого Демона. Ханей, с девической нежностью и мягкостью, под которой скрывался стальной стержень.
— А это Стэд, — сказал Торбурн.
Что они думали о нем? Каждый по-своему приветствовал новичка. Стэд знал, что он нарушал баланс в отряде, что он нес дополнительный, ненужный риск, что из-за его присутствия все они могут поплатиться жизнью. Но он улыбнулся, и пожал им руки, и старался держаться без высокомерия. Его собственная жизнь находилась в руках этих людей.
— Еще один должен подойти, Торбурн, — сказал Управляющий Форейджеров, старый, лысый и близорукий Пурвис. Однажды он в одиночку схватился с Рэнгом и притащил его с собой. Не для того, чтобы доказать, что он это сделал, а просто потому, что хороший Форейджер всегда возвращается домой с полным мешком. Парень по имени Вэнс. Он из фирмы Форейджеров с другой стороны лабиринта.
— Да, — сказал Торбурн. — Как только он подойдет, мы выступим.
Но отряд спорил и протестовал.
— Никогда отряд Форейджеров не берет с собой больше одного новичка! — взорвался Кардон, яростно нахмурившись. — О чем они там думают в штаб-квартире?
Перекрикивая их протесты, Управляющий Пурвис прервал их.
— Если вы собираетесь спорить со штаб-квартирой, идите и поговорите с Уилкинсом. Когда у вас не будет работы, вы можете умереть с голода. Вы знаете Правила. Нет работы, нет пищи. И не рассказывайте мне, старому Форейджеру, сказки о том, что Снаружи можно найти достаточно пищи, чтобы быть независимым от лабиринта. Вы не продержитесь и двух недель.
— Это еще неизвестно, — сказал Кардон мрачно.
Они все были в традиционном напряжении ожидания экспедиции: вспоминались и пересказывались старые шутки, над которыми смеялись и тут же забывали; питательная еда была съедена с удовольствием или без аппетита, в зависимости от индивидуального темперамента; было еще раз проверено оружие, чтобы хоть чем-то занять руки; последние отчеты других поисковых отрядов сличались с их собственным маршрутом.
Связные передали по пневматической трубе в отсек ожидания Охотников голубые полоски бумаги. Старый Хроник нервно прочитал их, щелкнул зубами и точной рукой нанес на свою карту значки, ворча, как обычно. Но он был хорошим Навигатором, хотя он и был стар, а, может быть, потому, что он был стар.
— Я доверил бы Старому Хронику прокладывать наш путь через храм Демонов в любой суматохе, — сказал Торбурн Стэду, с раздражением взглянув на старого Навигатора. — Он только что провалил экзамен на должность ассистента географа. Он никогда не смог бы, будучи выходцем из класса Форейджеров, стать Архитектурным Географом. Но мы знаем, как часто ассистенты выполняют всю работу в то время, как надменные Контролеры где-то шляются.
— Я никогда не встречал Архитектурного Географа, — сказал Стэд, но интерес его был направлен на другие слова Торбурна. — Ты упомянул храм Демона. Ты хочешь сказать, что ты действительно веришь в Демонов? Я знаю, что Охотники и Форейджеры говорят о них, но сейчас я выхожу Наружу. Не пора ли признать правду?
— А в чем состоит правда?
— Ну, люди спорят о причинах возникновения этих демонических историй, но лучшие научные теории сейчас утверждают, что их внедряют в мысли людей, чтобы испытать нашу природную греховность, чтобы действовать, как совесть.
— Клянусь мерзкими кишками Сканнера! — взорвался Кардон. — Какой ерундой они тебя напичкали, Стэд! Стэд почувствовал злость, злость и стыд.
— Я знаю только то, что мне говорили.
— Подожди, пока мы выйдем наружу. Тогда ты сам скажешь.
Стэд решил послушаться этого совета и замолчал.
Ханей взяла журнал с записями длин волн и состроила гримасу:
— Столько изменений, что пальцы сотрешь. Это все из-за этих чертовых статичных шумов в эфире.
— У тебя проблемы? — спросила Джулия, протирая чисто по-женски свои приборы. — Эти проклятые завывания начинают проникать на мои радарные частоты. Если они засорят еще и их…
— Хватит обсуждать, — сказал Торбурн резко. — Если кто-нибудь из Охотников моего отряда не сможет двигаться достаточно быстро, чтобы убежать от Демона, значит, он не с нами.
Все, как по мановению одной нити, повернулись и взглянули на Стэда. Он сглотнул. Действительно, этот мир, в который его кинули, был абсолютно нов для него, мир, где ценности были перевернуты, и жизнь, реальная и горячая, значила больше, чем когда-либо могла значить в утонченных уровнях лабиринта Контролеров.
Пурвис сообщил в отсек ожидания:
— Вот и ваш новый человек, Вэнс, Торбурн.
И снова, как будто на невидимых нитях, все головы повернулись к двери. На этот раз Стэд тоже взглянул туда.
Вэнс вошел, быстро осмотрелся вокруг, подошел к Торбурну походкой Форейджера, лишь холодно взглянув на Стэда.
— Торбурн? Я Вэнс. А это, должно быть, Стэд.
Новичок источал выносливость. Его короткое, плотное тело выпирало из его мрачной зеленой униформы Охотника; его плащ, взрослый экземпляр, цеплялся к нему всеми шестнадцатью ножками в симбиозе, который говорил о долгом и совершенном сотрудничестве. Его квадратное каменное лицо, строгое, без капли юмора, выглядело так, будто он сердился на жизнь. Его глаза, безжалостные и бездонные, прятались под густыми бровями. При виде этого человека Стэд почувствовал безотчетную дрожь.
— Привет, Вэнс, — сказал Торбурн, протягивая руку. Рукопожатие было коротким, поверхностным. Торбурн представил остальных. Даже Стэд, хотя и был знаком с ними недавно, ощутил странную неприязнь в пышном приветствии Джулии.
Этот человек знал свое дело, но у него не было времени ни на кого, кроме себя.
