А Рэй, любил ли он Мону? Было ли ему безразлично, что до встречи с ним она уже прошла через столько мужских рук?
Были ли они сильными, а я слабым только потому, Что выбрал жизнь, в которой мог существовать спокойно и в мире с самим собой?
Да, но ведь я не нашел этого мира. Я всего лишь притворялся. Целых семнадцать лет своей жизни я только-то и делал, что притворялся.
До моего слуха донесся отдаленный шум мотора. Я открыл наружную дверь, и он стал более различимым. Я понял, что к нам приближаются машины, и мне даже показалось, что я слышу голоса.
Найдут ли Рэя сегодня же? Маловероятно. Мона проведет у нас по крайней мере еще одну ночь, и я сожалел, что на этот раз она не будет спать, как в первую ночь, на матрасе в гостиной.
Я вновь мысленно увидел на паркете ее руку, руку, которой мне гак хотелось коснуться, которая стала для меня как бы символом.
Я пытался избежать. Избежать чего?
Вот уже больше суток, как я убедился в своей жестокости, обнаружил, что способен радоваться смерти человека, которого всегда считал своим лучшим другом, и, если потребуется, даже вызвать ее.
— Ты нас заморозишь…
Я быстро захлопнул дверь, и передо мной предстали принарядившиеся женщины. Мона надела красное платье, моя жена — бледно-голубое. Глядя на них, было понятно, что они стараются войти в нормальную жизнь.
Но все выглядело как нельзя более фальшиво.
Глава 3
Часам к четырем мы увидели через окно машины, которые медленно пробирались по снегу, проделывая в нем траншею, со стенками такими же гладкими, как отвесные скалы. Зрелище было захватывающим. Мы смотрели молча, смотрели, ни о чем не думая. Во всяком случае, я смотрел, не думая ни о чем. Начиная с субботнего вечера я как бы выпал из своей обычной жизни, а может быть, и из жизни вообще.
Лучше всего я отдавал себе отчет в том, что в моем доме находится самка. Можно сказать, что я принюхивался к ней, словно собака, что я отыскивал ее глазами, едва она выходила из поля моего зрения, что я вился вокруг нее, выжидая случая коснуться.
Я испытывал безумное, бессмысленное, животное желание касаться ее.
Понимала ли это Мона? Она не заговаривала о Рэе, если не считать двух-трех раз. Может быть, и ей самой нужна была физическая разрядка?
А тут еще Изабель, которая надзирала за нами обоими, без тревоги, но с некоторым удивлением во взгляде. Она так привыкла к тому человеку, каким я был на протяжении стольких лет, что обычно ей почти незачем было смотреть на меня.
Она явно чувствовала перемену. Не могла не почувствовать. Но и понять сразу она Тоже не могла.
Я так и вижу огромную снегоочистительную машину, возникшую в нескольких метрах от дома и не остановившуюся, как будто бы она хотела проложить дорогу сквозь гостиную. Но остановилась все же вовремя. Я открыл дверь.
— Заходите, выпейте чего-нибудь…
Их было трое. Еще двое в той машине, что шла за ними следом. Вошли все пятеро, неуклюжие в своих канадках и огромных сапогах, у одного из них обледенели усы. Их присутствие сразу остудило комнату.
Изабель пошла за стаканами и за виски. Они оглядывались, пораженные спокойствием, царившем в доме. Потом они уставились на Мону. Не на Изабель, а на Мону. Даже и они, вышедшие из молчаливой схватки со снегом, ощутили воздействие ее манящей женственности.
— Ваше здоровье… И спасибо, что освободили нас.
— Скоро приедет лейтенант… Мы известили его, что дорога очищена.
То были люди, которых видишь только в исключительных случаях, как, например, трубочистов, и которые в остальное время скрываются Бог знает где. Только у одного было как будто знакомое лицо, но я не мог вспомнить, где его видел.
— Спасибо и вам. Это согревает.
— Еще по стаканчику?
— Не откажемся, но нам ведь предстоит потрудиться…
Чудовищные, густо запудренные снегом машины медленно отбыли.
Наступили сумерки, и мы различили в глубине траншеи фары идущей к нам машины.
Из нее вышли двое в форме: лейтенант Олсен и незнакомый мне полицейский. Я открыл им дверь, а женщины продолжали сидеть в креслах.
— Здравствуйте, лейтенант, мне очень неприятно, что я вас побеспокоил…
— Ничего нового о вашем друге?
Он поклонился Изабель, которую встречал несколько раз прежде. Я представил ему Мону.
— Жена моего друга Рэя Сэндерса…
Он сел на придвинутый ему стул. Его юный компаньон тоже уселся.
— Разрешите, госпожа Сэндерс?
Он вытащил из кармана записную книжку и ручку.
— Вы сказали: Рэй Сэндерс…
— Его адрес?
— Мы живем на Сэттон Плейс в Манхаттане.
— Чем занимается ваш муж?
— Он руководит рекламным агентством. Мэдисонавеню, Миллер, Миллер и Сэндерс…
— Давно?
— Вначале он был адвокатом-консультантом у Миллеров, а три года тому назад стал их компаньоном…
— Адвокат… — повторил Олсен как бы для себя самого.
Я уточнил:
— Мы вместе с Рэем учились в Йеле… Он мой давнишний друг…
Это ничего не объясняло.
— Вы здесь проездом? — спросил он у Моны.
Ответил я:
— Рэй с женой приехали к нам, вернувшись из Канады. Они хотели провести с нами уик-энд.
— Они часто бывают у вас?
Вопрос сбил меня с толку, я не мог понять его смысла. Мона ответила за меня:
— Два-три раза в год…
Олсен внимательно посмотрел на нее, так, как если бы ее внешность имела особое значение.
— Когда вы с мужем приехали?
— В субботу, часа в два дня…
— В дороге у вас не было никаких происшествий из-за снега?
— Почти никаких. Но пришлось ехать медленно…
— Вы сказали мне, господин Додд, что повезли ваших друзей к Эшбриджу?
— Совершенно верно.
— Они были знакомы?
— Нет. Но вы должны знать, что, когда старик Эшбридж дает прием, он не считается с количеством приглашенных…
На губах лейтенанта появилась легкая усмешка. Видно, он знал достаточно о приемах
