— Гарри Браун вас принял?
— Нет… Да… Он пригрозил, что если когда-нибудь еще раз встретит меня на своем пути, то мигом засадит за решетку… — Жажа осеклась и вдруг торжествующе воскликнула: — Оссгор!.. Нет… Оссгор не то. Это из романа какого-то… Агно… Во! Точно!
Она вспомнила название тюрьмы, о которой говорила до этого.
— Страдалицам, вроде бы, даже разговаривать не разрешают. Как вы считаете, врут люди?..
Мегрэ впервые видел Жажа столь несчастной и по-детски беспомощной.
— Ясное дело, если Сильви окажется сообщницей, ее посадят…
У женщины на щеках выступил сразу лихорадочный румянец, и она заговорила горячо и быстро:
— Сегодня вечером я все-таки многое поняла… И догадалась, откуда взялись эти двадцать тысяч… Гарри Браун, сын Уильяма, принес их, чтобы заплатить…
— Заплатить за что?
— А за все!
Жажа с вызовом и торжеством взглянула на Мегрэ.
— Я не такая дура, как, быть может, кажусь… Когда сын пронюхал про завещание…
— Извините! Выходит, вы знаете о завещании?
— В прошлом месяце Уильям рассказал о нем… Мы сидели тут вчетвером…
— То есть он, вы, Сильви и Жозеф…
— Ну да… Откупорили бутылочку, день рождения Уильяма отмечали… Начали говорить о том о сем… Он после того, как выпил, много нам рассказывал об Австралии, о жене, о шурине…
— И что же сказал Уильям?
— Что устроит им всем славную подлянку после своей смерти. Вытащил из кармана завещание, прочел кое-что… Не все… Не хотел называть имена двух других женщин… Сказал, мол, на днях отнесу нотариусу…
— Это было месяц назад? А в то время Жозеф знал Гарри Брауна?
— А у него никогда ничего не поймешь… Но он со многими знаком, работа того требует…
— Вы думаете, что он предупредил сына?
— Я этого не говорила! Сижу, молчу… Только вот думать себе не запретишь… Все эти богачи, скажу я вам, ничем не лучше остальных… Допустим, Жозеф действительно отправился к нему и все ему рассказал… Сын Брауна небрежно отвечает, что не прочь получить завещание… Но так как Уильяму ничего не стоит написать новое, будет лучше, если вместе с завещанием исчезнет и сам Уильям…
Мегрэ не успел вмешаться. Жажа плеснула себе в рюмку вина и поднесла к губам. Когда она вновь заговорила, в лицо комиссара пахнуло крепким перегаром.
И вдобавок она наклонилась! И, напустив на себя многозначительный, загадочный вид, приблизила к нему свое лицо!
…Исчезнет!.. Я именно так сказала?.. Мы с вами о деньгах, что ли, говорили?.. Двадцать тысяч франков… А может, потом еще появятся двадцать тысяч?..
Кто знает… А я что думаю, то и говорю… За такие вещи сразу целиком никто не платит… Что до Сильви…
— Она ничего не знала?
— Я же вам говорю, мне ничего не сказали!.. К нам сейчас не стучали?
Жажа внезапно замерла, охваченная страхом. Чтобы ее успокоить, Мегрэ пришлось отправиться к двери.
Вернувшись, он заметил, что она воспользовалась его уходом, чтобы выпить еще одну рюмку.
— Я вам ничего не говорила… И знать ничего не знаю… Вы поняли?.. Я всего-навсего бедная женщина, и точка! Бедная женщина, потерявшая мужа и…
Она снова разрыдалась, и для Мегрэ это было еще более тягостно, чем все остальное.
— Как по-вашему, Жажа, что делал в тот день Уильям между двумя и пятью часами?
Она смотрела на него, не отвечая. Слезы продолжали стекать по ее лицу, но рыдания казались уже менее искренними.
— Сильви ушла за несколько минут до него… Не думаете ли вы, что они могли, например…
— Кто?
— Сильви и Уильям…
— Могли что?..
— Ну не знаю!.. Где-нибудь встретиться… Сильви ведь вовсе не дурнушка… Молодая… А Уильям…
Комиссар не сводил с Жажа глаз и продолжал говорить с тем же наигранным равнодушием:
— Где-нибудь встретились, вот тут-то Жозеф их подстерег и нанес свой удар…
Жажа молчала. И, морща лоб, смотрела на Мегрэ. будто делала невероятное усилие, чтобы понять, о чем он толкует. Впрочем, ничего удивительного. Глаза ее уже поплыли, так что и мыслям не с чего было отличаться особой ясностью.
— Гарри Брауну поведали историю с завещанием, и он заказал убийство… Сильви заманила Уильяма в укромное местечко… Жозеф нанес удар… А затем позвали Гарри Брауна в одну из каннских гостиниц, чтобы тот отдал деньги Сильви…
Жажа сидела не шелохнувшись. И лишь внимала словам Мегрэ, огорошенная, подавленная.
— Очутившись за решеткой, Жозеф отправил вас к Гарри, пригрозить: мол, если тот не вмешается и не освободит их с Сильви, он обо всем расскажет.
— Это так!.. Да, это так… — чуть ли не закричала Жажа.
И, тяжело дыша, поднялась со своего стула. Ей теперь, похоже, хотелось плакать и смеяться одновременно.
Внезапно она обхватила голову руками, резким движением взлохматила волосы и задрожала всем телом.
— Это так!.. А я… Я-то… Я ведь…
Мегрэ по-прежнему остался сидеть и немного удивленно всматривался в свою собеседницу. Что с ней сейчас произойдет — нервный припадок или обморок?
— Я… я…
И вдруг совершенно неожиданно для него Жажа схватила бутылку и швырнула ее на пол. Стекло с грохотом рассыпалось на осколки.
— А я ведь…
Через две двери виднелся тусклый свет уличного фонаря. Было слышно, как официант из бара напротив закрывает ставни. Видно, уже совсем поздно. И уже давно не доносились далекие трамвайные звонки.
— Я не хочу, слышите! — взвизгнула Жажа. — Нет!.. Только не это! Я не хочу… Это неправда… Это…
— Жажа!
Но женщина не откликнулась на собственное имя.
Она уже потеряла контроль над собой. И с той же решимостью, с которой недавно схватила со стола бутылку, теперь нагнулась, что-то подобрала с пола и закричала:
— Только не Агно… Ложь!.. Сильви не могла…
За всю свою карьеру полицейского Мегрэ не видел ничего более жуткого. Жажа держала в руке осколок стекла! И с последними словами резким движением вскрыла себе вену на запястье.
Глаза Жажа вылезали из орбит. Казалось, она обезумела.
— Агно… я… Не Сильви!..
В тот момент, когда Мегрэ удалось наконец схватить женщину за руки, струя крови ударила в него, обрызгав руку и галстук.
В течение нескольких секунд Жажа, ничего не понимая, смотрела, как из раны хлыщет кровь. Затем она ослабела. Какое-то время Мегрэ все еще держал Жажа, затем осторожно опустил на пол, присел и, нащупав вену, зажал ее пальцем.
