привилась к жизни маленького городка, и никто ничего не замечал.
Люди говорили «вилла доктора», «машина доктора», «жена доктора», «свояченица доктора»…
И видели лишь красивую и аккуратную виллу, дорогую, с длинным капотом машину, спортивного вида девушку, увядающую женщину…
А в Бордо в каком-нибудь мещанском доме доживала свою бурную жизнь мадам Босолей.
Она, всю жизнь думавшая с тревогой о завтрашнем дне, так зависевшая от мужских капризов, могла наконец вести себя как настоящая рантье!
Должно быть, она пользовалась уважением в своем квартале. У нее были свои привычки. Она исправно платила бакалейщику, мяснику, булочнику. И дети приезжали навестить ее в дорогой машине…
Вот она снова заплакала. Сморкалась в очень маленький — сплошные кружева — носовой платочек.
— Если бы вы знали Франсуазу… Например, когда она приезжала ко мне рожать… Ведь все это у меня происходило… При Жермен можно говорить!.. Она все прекрасно знает…
Мадам Мегрэ слушала, охваченная смятением: для нее все это было открытием какого-то безумного мира.
Под окнами выстроились машины. Приехали судебный эксперт, а также следователь, секретарь суда и комиссар, которого нашли в соседней деревне на ярмарке, где он покупал кроликов.
В дверь кто-то постучал. Это был Ледюк, он робко посмотрел на Мегрэ, спрашивая взглядом, можно ли ему войти.
— Старина, оставь нас пока, хорошо? Лучше оставаться в этой неофициальной атмосфере. Ледюк все же подошел к кровати и тихо сказал:
— Если они все еще хотят посмотреть на них…
— Да нет же! Нет!
Зачем это? Мадам Босолей ждала, когда незваный гость уйдет. Она спешила продолжать свои откровения. Она доверяла этому лежащему в постели толстяку, который приветливо смотрел на нее. Он ее понимал. Не удивлялся. Не задавал глупых вопросов.
— Вы, кажется, говорили о Франсуазе…
— Да… Так вот, когда родился ребенок… Но… Вы, конечно, еще не знаете всего…
— Знаю!
— Это она вам сказала?!
— Господин Дюурсо был здесь!
— Да! Я никогда не видела такого нервного, такого несчастного господина… Он говорил, что преступно плодить детей, поскольку есть риск убить мать… Он слушал крики… Напрасно я предлагала ему выпить чего-нибудь…
— У вас большая квартира?
— Три комнаты…
— У вас была акушерка?
— Да… Риво не хотел брать на себя всю ответственность… Поэтому…
— Вы живете рядом с портом?
— Около моста, на маленькой улице, которая…
И это все Мегрэ тоже хорошо представлял себе, словно сам был там. Однако он представлял себе и другое, то, что сейчас происходило как раз у него над головой.
Риво и Франсуаза, которых судебный врач с помощью людей из похоронного бюро высвобождают из объятий друг друга. Прокурор сейчас, должно быть, белее бумаги, которую дрожащей рукой заполняет судебный секретарь…
А полицейский комиссар, который час назад на рынке думал лишь о своих кроликах!
— Когда господин Дюурсо узнал, что это девочка, он заплакал и, вот клянусь вам, положил мне свою голову на грудь… Хоть я и предполагала, что ему будет плохо… Я ведь не хотела выпускать его, потому что…
И снова она замолчала, недоверчиво и украдкой глядя на Мегрэ.
— Я всего лишь бедная женщина, я всегда старалась сделать все, что смогу… Было бы нехорошо злоупотреблять этим, чтобы…
Жермен Риво перестала стонать. Сидя на кровати, она с растерянным видом смотрела прямо перед собой.
Это был самый тяжелый момент. Сверху выносили два тела, и слышно были, как носилки задевали за стены. И тяжелые осторожные шаги носильщиков, спускавшихся по лестнице… И чей-то голос:
— Осторожно, перила…
Немного спустя в дверь постучали. Это был Ледюк, от него тоже несло спиртным, он пробормотал:
— Кончено.
Действительно, на улице отъезжала машина.
Глава 11
Отец
— Передайте, что это комиссар Мегрэ!
Он не мог сдержать улыбку, так как это был его первый выход, и он был счастлив, что может идти, как все люди! Он даже гордился этим, как ребенок, делающий свои первые шаги!
И все же походка его была еще вялой, шаткой. Лакей забыл предложить ему сесть, он вынужден был подтянуть кресло к себе, потому что чувствовал на лоу предательски выступивший пот.
Лакей в полосатом жилете! Крестьянин, которого повысили в звании и безмерно гордый от этого!
— Если мосье соблаговолит следовать за мной… Господин прокурор примет мосье сейчас же…
Этот слуга не подозревал, как это трудно — подниматься по лестнице. Мегрэ держался за перила. Ему было жарко. Он считал ступени… Еще восемь.
— Сюда… Минуточку…
А дом был именно такой, каким он представлял его себе. Мегрэ находился в том самом кабинете на втором этаже, о котором он столько раз думал! Белый потолок, тяжелые дубовые балки, покрытые лаком. Огромный камин. И книжные полки, закрывавшие все стены…
Никого не было. В доме шаги не были слышны, потому что полы покрывали толстые ковры.
Тогда Мегрэ, хоть ему и очень хотелось сесть, подошел к книжным полкам, где металлическая решетка и зеленая ткань скрывали книги от посторонних взглядов.
Он с трудом просунул палец сквозь решетку. Отодвинул занавеску. За ней ничего не было, лишь пустые полки!
Когда Мегрэ обернулся, он встретился взглядом с Дюурсо, который все это видел.
— Я жду вас уже три дня… Признаюсь, что…
Можно поклясться, что за это время он похудел килограммов на десять! Щеки впали. Особенно складки у рта, они стали в два раза глубже.
— Садитесь, прошу вас!
Господин Дюурсо чувствовал себя не в своей тарелке. Он боялся смотреть гостю прямо в глаза. Он сел на свое привычное место, за стол, заваленный папками.
Тогда Мегрэ решил проявить милосердие и покончить со всем побыстрее. Прокурор не раз проявлял к нему неуважение. Не раз и комиссар мстил ему. Теперь же Мегрэ почти жалел его.
Человеку шестьдесят пять лет, он совсем одинок в этом огромном доме, в этом городке, где он является верховным представителем властей, он совсем одинок в этой жизни…
— Я вижу, вы сожгли свои книги.
Ответа не было. Лишь щеки чуть порозовели.
