Мегрэ в Нью-Йорке

судно, и я хочу отплыть на нем.

— Вы знаете, мы так и не разыскали акта о смерти той молодой женщины!

— Вы его и не найдете.

— Что вы сказали?

— Так, ничего… Так вот, было совершено только одно преступление, то есть, простите, еще одно было совершено сегодня ночью, итого два! Анджелино и Парсон. У нас во Франции это называют «драмой преступных элементов».

— Каких элементов?

— Ну, людей, которых не интересует жизнь человека.

— Я вас не понимаю.

— Не беда!.. Я хочу попрощаться с вами, лейтенант; я возвращаюсь домой, в Мен-сюр-Луар, и буду счастлив принять вас у себя, если вы окажетесь в наших краях.

— Вы отказываетесь участвовать в розысках?

— Да.

— Считаете дело безнадежным?

— Нет.

— Я не хотел бы вас обидеть…

— Ну, конечно.

— Но мы их изловим.

— Я в этом уверен.

Кстати сказать, так оно и вышло: через три дня, в море, Мегрэ услышал по радио, что четверо опасных гангстеров, и среди них двое сицилийцев, задержаны полицией за убийство Анджелино и Парсона и что их адвокат пытается идти против очевидных фактов.

В момент отплытия парохода на набережной появилось несколько человек; все они делали вид, что не знают друг друга, но все смотрели в сторону Мегрэ. То были: маленький Джон в синем костюме и темном пальто; Мак-Джилл, нервно докуривавший сигареты до самого фильтра; унылый человек, который пытался проникнуть на пароход и с которым стюарды обращались высокомерно и пренебрежительно, — Роналд Декстер.

Был тут и рыжий мужчина с хитрой физиономией, который до последней минуты оставался на борту и которому полиция оказывала явные знаки уважения.

То был капитан О'Брайен; перед последним стаканом виски в баре парохода он тоже спросил:

— Стало быть, бросаете это дело?

Выражение лица у него было самое невинное, и Мегрэ, тоже стараясь напустить на себя как можно более невинный вид, ответил:

— Как вы заметили, капитан, бросаю.

— В тот самый момент, когда…

— …в тот самый момент, когда можно было бы заставить заговорить людей, которые ничего интересного сказать не могут, а в долине Луары самое время высаживать на унавоженные грядки дынную рассаду. Я, видите ли, увлекся садоводством.

— Вы довольны?

— Нет.

— Разочарованы?

— Тоже нет.

— Неудача?

— Понятия не имею.

Тогда еще все зависело от сицилийцев. Когда их арестуют, они могут заговорить, но могут и не заговорить, чтобы окончательно не засыпаться.

И они рассудили, что благоразумнее, вернее выгоднее, молчать.

Через десять дней г-жа Мегрэ спросила:

— Так что же ты все-таки делал в Америке?

— Ровно ничего.

— Ты даже не купил себе трубку, а ведь я тебе писала, чтобы ты купил.

Тут он, в свою очередь, сыграл роль Жозефа Домаля и трусливо ответил:

— Знаешь, трубки там слишком дорогие. И к тому же непрочные.

— Ну, во всяком случае, мог бы что-нибудь привезти мне на память.

Услышав это, он позволил себе дать телеграмму Маленькому Джону: «Просьба прислать проигрыватель».

Этот проигрыватель да еще несколько медяков и никелевых пятицентовых монеток — вот и все, что осталось у Мегрэ от поездки в Нью-Йорк.

,

1

регистратура (англ.)

2

монета в пять центов (англ.)

3

Здесь: ресторан (англ.)

4

подземка, метро (англ.)

5

работа (англ.)

6

Во-первых (лат.)

7

комнаты, занимаемые в гостинице одним человеком (англ.)

8

вечеринку (англ.)

9

шотландское виски (англ.)

10

Город на юге Франции.

11

Компания по эксплуатации музыкальных автоматов (англ.)

12

Генеральный директор Джон Мора (англ.)

13

Как поживаете? (англ.)

14

До свиданья (англ.)