– Нет.
– Жаль. Потому что я тут знала одну, которая носит косы. Это дочка бондаря.
– Ей тоже лет четырнадцать-пятнадцать?
– Возможно, несколько больше. Уже сформировалась.
Грудь хотя и маленькая, но красивая.
– Припомните получше.
– Нет, не представляю… знаете, я поспрашиваю завтра утречком. Поговорю с людьми, которые заходят ко мне в лавку, думаю, кто-нибудь да знает такую… Город-то не слишком велик.
Мегрэ припомнит эти слова позже.
«Город-то не слишком велик!»
– А не создалось ли у вас впечатления, Франсис, что ваши хозяева хорошо понимают друг друга?
Бельгиец затруднился на это ответить.
– Они часто спорят?
– Никогда.
Ему просто казалось невероятным, чтобы кто-нибудь мог спорить с доктором.
– А ему приходилось, например, сухо разговаривать с женой?
– Нет, месье…
Мегрэ понимал, что следует продолжать расспросы.
– Ну а когда они бывают вместе, то часто веселятся?
За столом, например? Полагаю, что ведь вы их обслуживаете?
– Да, месье.
– А много они между собою говорят?
– Месье говорит… Его мать тоже…
– Вам не кажется, что мадам Беллами счастлива?
– Иногда, месье. Это трудно выразить словами. Если бы вы лучше знали хозяина…
– Попытайтесь все же объяснить.
– Я не могу… Это не тот человек, о котором можно говорить, что он такой, как все. Он только посмотрит на тебя, и ты сразу чувствуешь себя маленьким…
– Его жена тоже чувствует себя перед ним маленькой?
– Иногда, может быть. Она в разговоре с ним смеется и что-нибудь рассказывает, потом взглянет на него и замолкает…
– А я полагаю, – вмешалась Попин, – это бывает, когда она взглянет на свекровь. Вы должны понять, месье Мегрэ, что такая молодая женщина, как Одетта…
Я ведь помню ее совсем маленькой, и она вовсе не была задавакой. Так вот, такая женщина, как Одетта, совсем не создана для того, чтобы жить с этой старой ведьмой.
А старая Белламиха уж точно ведьма. У нее ведь и тросточка – не тросточка, а помело, на которое она садится…
Мегрэ вдруг вспомнил о допросе, который вел в его присутствии пухлый комиссар Мансюи, допросе хитрого Полита. Тот открывал рот редко и только с одной целью – чтобы отрицать очевидное. Эти же двое, напротив, говорили много, даже перебивая друг друга, и тем не менее, слушая их, до истины докопаться было довольно сложно. Он же чувствовал, что истина где-то рядом. Он пытался ее выяснить, расставить все по полочкам, рассадить всех вокруг семейного стола. Но в этот момент возникала какая-нибудь деталь, которая звучала фальшиво в общем хоре.
Трудно было разглядеть людей глазами слуги доктора, любовника мадам Попино.
– Как мадам Беллами проводила время, прежде чем заболела?
Бедный Франсис! Попин его всячески подбадривала, подсказывала ему, как в школе. Ему тоже хотелось понравиться комиссару, и он искал, как бы выразиться пояснее, насколько это возможно.
– Я не знаю… Сначала она допоздна задерживалась у себя в спальне, куда ей приносили завтрак…
– В какое время?
– К десяти часам.
– Минутку… Хозяин с хозяйкой спали в разных спальнях?
– У них есть две спальни, две ванные комнаты, но я раньше не видел, чтобы месье спал у себя.
– Даже эти последние два дня?
– Извините! С третьего августа он спит один. А днем мадам часто ходила в студию мадемуазель. Она присаживалась в уголке, читала и слушала музыку.
– Она много читала?
