отплевываясь, – вода доходила ему теперь до пояса.
Мегрэ двинулся за ним. Был момент, когда комиссар зажмурился: ему показалось, что тело его оседает под собственной тяжестью, перестает слушаться. Выбрались на каменистый берег они совершенно мокрые, вода с одежды бежала ручьями.
– Она заговорила? – спросил Латыш безжизненным голосом, в котором не было ничего, что может привязывать человека к земле.
Мегрэ имел право на ложь. Он предпочел признаться:
– Она ничего не сказала. Но я и так знаю.
Оставаться на берегу было невозможно. Под порывами ветра их одежда превратилась в ледяной компресс. Латыш первый застучал зубами. При неясном свете луны Мегрэ заметил, что у задержанного посинели губы.
Он был без усов. На Мегрэ смотрело нервное лицо Федора Юровича, псковского мальчугана, пожирающего взглядом своего брата. Но теперь в его беспокойных серых глазах появилось новое неуловимо жестокое выражение.
Повернув голову вправо, двое мужчин смотрели на утес, где виднелось несколько светящихся точек одной из них была вилла г-жи Сванн.
Когда на маяке вспыхивал огонь, этот дом, где нашли прибежище двое детей и испуганная служанка, возникал из тьмы, словно под взмахом кисти художника.
– Пойдем, – произнес Мегрэ.
– В комиссариат?
В голосе Латыша слышалась покорность, граничащая с безразличием.
– Нет.
Мегрэ знал одну из портовых гостиниц под названием «У Леона». Там был вход, которым, если Мегрэ не изменяла память, пользовались только летом, да и то редкие в Фекане любители морских ванн. Эта дверь вела в зал, который переоборудовался в летнее время в столовую полулюкс.
Зимой рыбакам хватало и зала кафе, чтобы заказать там выпивку да поесть сельдей и устриц.
Мегрэ толкнул именно эту дверь. Вместе со спутником он прошел по темному залу, очутился в кухне, где при их появлении вскрикнула от ужаса невысокая служанка.
Она крикнула, не сходя с места:
– Месье Леон! Месье Леон!
– Комнату… – приказал комиссар, когда тот появился.
– Месье Мегрэ, да вы промокли! Разве вы…
– Комнату, быстро!
– В комнатах не топят, а с переносной печкой вам не согреться.
– У вас найдутся два халата?
– Конечно. Мои. Но…
Он был на три головы ниже комиссара.
– Тащите!
Они взобрались по крутой с фантастическими изгибами лестнице. Комната была чистая. Леон собственноручно закрыл ставни, предложил:
– По стаканчику грога, да? И поесть?
– Именно. Но сначала халаты.
Мегрэ снова почувствовал, что простуда берет свое. Та сторона груди, где была рана, просто онемела от холода.
Между комиссаром и его спутником за несколько минут установилась непринужденность, свойственная людям, живущим в одной комнате. Они раздевались, стоя друг против друга. В приоткрытую дверь просунулась рука Леона с двумя халатами.
– Мне тот, что побольше, – сказал комиссар.
Латыш сравнил халаты.
Протягивая один из них комиссару, он увидел намокшую повязку, и лицо его нервно передернулось.
– Это серьезно?
– На днях должны удалить два или три ребра.
Затем воцарилось молчание. Его прервал Леон, крикнувший из-за двери:
– Все в порядке?
– Входите!
Халат доставал Мегрэ только до колен, открывая мощные волосатые икры.
Латыш, худенький и болезненный, с белокурыми волосами и женственными лодыжками, походил в этом наряде на клоуна.
