– Он прочел письмо?
– Думаю, что да, поскольку мы с дочерью конверт не распечатывали. Завтракали мы втроем. Не уверена даже, что со стола убрано… Так и есть… Наша прислуга в отпуске. – Она открывает другую дверь, в столовую, где стоят три прибора, фрукты, остатки сыра. – Вот видите… Потом я решила, что Октав ушел к себе вздремнуть. Он ведь по характеру очень скрытен, очень…
Г-жа Ле Клоаген не боится, что над ней станут иронизировать, вспомнив, что именно она запирала старика на ключ, как шалуна-школьника.
– Разве он не у себя?
– Я только что проверяла – нет. К тому же его пальто на вешалке тоже не оказалось. Он, вероятно, вышел.
– В котором часу вы видели его в последний раз?
– Мы встали из-за стола без четверти час: у нас едят рано. Не объясните ли вы мне, чего эти господа…
Мегрэ с горькой улыбкой смотрит на растерянного следователя. Г-жа Ле Клоаген гнет свое:
– Вам лучше знать, где мой муж, – вы же круглые сутки держите нас под наблюдением.
Комиссар подходит к окну и на тротуаре напротив видит Жанвье, который, ковыряя зубочисткой во рту, поглядывает на дом.
Оба психиатра выказывают признаки нетерпения и, поскольку объект освидетельствования отсутствует, просят разрешения вернуться к своим занятиям.
– Вы уверены, сударыня, что вашего мужа нет дома? – осведомляется озадаченный следователь.
– По-моему, раз дело зашло так далеко, вам никто не мешает обыскать квартиру, – со всей надменностью, на которую только способна женщина столь маленького роста, чеканит она.
Час спустя приходится примириться с очевидным фактом: Октав Ле Клоаген исчез вместе со своей шляпой и зеленоватым пальто.
7. Молчание комиссара
Нет, господин судебный следователь, Мегрэ никому не собирается мстить. Он не хмурится, он не взбешен – он встревожен, на плечах у него груз, и тем не менее ему кажется, что он начинает кое-что понимать. Вот почему он молчит.
Вы-то говорите, безостановочно говорите, чтобы рассеять свое смущение, чтобы вам хоть кто-то сказал, что вы были правы или хоть не совсем не правы.
Мегрэ не сердится на вас за ваше утреннее зазнайство, за несколько ироничное самодовольство, с каким вы объявили о принятых вами мерах.
«Служба в полиции – занятие не для мальчиков из церковного хора».
И уж подавно, расследование уголовного дела не поручают девочкам. А в духовном смысле вы рядом с Мегрэ форменная девчонка. Из книг вы узнали много всякой всячины о природе человека. Вы способны цитировать эти книги наизусть, но от этого мало проку, и доказательство тому – краска смущения и дрожь, которую вы до сих пор не сумели унять.
– Нет, Мегрэ, человек, живший в такой комнате, не мог быть нормальным. Согласитесь…
А почему, собственно, не мог? За тридцать лет службы Мегрэ и не такое видывал. Он-то знаком с запахом страстей, пороков, преступлений, маний, запахом непрерывного брожения людских масс.
– Чтобы человек в здравом уме, владелец такой комфортабельной, я сказал бы даже – роскошной квартиры, занимавшийся в прошлом интересным делом, вдруг опустился до…
Мегрэ молчит.
Психиатры давно распрощались и уехали, г-жа Ле Клоаген с дочерью ждут в гостиной, а следователь все никак не успокоится.
Он велел позвать инспектора, дежурящего на бульваре Батиньоль. Самолично осведомился:
– Скажите, друг мой, вы уверены, что не спускали глаз с подъезда этого дома?
– Я отлучался всего минут на пятнадцать между половиной первого и часом. Мне надо было позвонить по телефону – доложить на Набережную.
– Вы совершили ошибку, мой друг. Надо было устроиться по-другому. Как – не знаю, это дело ваше, но пост есть пост, и…
Мегрэ даже не улыбается. Все это пустословие не имеет никакого значения.
– Полагаю, вы уже полюбопытствовали у привратницы, нет ли в доме черного хода?
– Его нет, господин следователь.
– Вот что, Мегрэ, мне тут пришла одна мысль… Нет. Я, конечно, не сомневаюсь, что Ле Клоаген, почуяв опасность, удрал, пока ваш инспектор звонил по телефону. Но в таком важном деле мы не вправе упустить даже малейший шанс. Пусть инспектор обойдет всех жильцов дома и попросит разрешения – нет, не обыскать квартиры, а лишь заглянуть в них. Только очень деликатно, мой друг…
Мегрэ молчит. Руки его засунуты в карманы, трубка – что бывает редко – потухла, и уставился он в плохо натертый пол, не мешая следователю суетиться.
Возвращается Жанвье, обошедший – разумеется, безуспешно – весь дом, и следователь окончательно теряет самообладание.
– Этого человека непременно надо изолировать! Подумайте, Мегрэ, сумасшедший, маньяк, уже
