Мегрэ добрался до Нового моста. Мимо проезжает свободное такси.
– Улица Коленкура.
– Какой номер?
– Я скажу, где остановиться.
Можно, конечно, подождать до утра. Так было бы законнее. То, что комиссар собирается проделать, безусловно, нарушает все нормы – но разве это в первый раз? И разве преступники стесняют себя нормами?
Мегрэ даже мысли не допускает о том, чтобы поехать спать. Ничего с собой не поделаешь: он уже завелся.
– Притормозите. Чуть дальше налево. Белый магазинчик.
Он велит шоферу ждать и звонит. Звонить приходится трижды, хотя кажется, что звонок вот-вот перебудит весь уснувший дом. Наконец замок щелкает. Комиссар нащупывает выключатель ночного освещения, стучится в окошечко привратницкой.
– Где живет молочник?
– Чего вам? В чем дело?
Привратница окончательно стряхивает с себя сон. Какая она смешная в бигуди!
– Я спрашиваю, где квартира молочника… Что вы сказали?.. Значит, живут позади лавки?.. Звонка нет?.. А Эмма, их служаночка, где?
– Эта – на восьмом этаже: торговец снял ей комнатку для прислуги.
– Благодарю, сударыня. Не бойтесь: я не нашумлю.
Начиная с четвертого этажа ночного освещения нет, и Мегрэ находит дорогу с помощью спичек. Вот и восьмой. Привратница сказала: «Третья дверь». Комиссар осторожно стучит. Прикладывается ухом к двери. Слышит вздох, потом шорох – тяжелое горячее тело ворочается в постели.
– Кто там? – раздается сонный голос. Он шепчет, боясь разбудить соседей:
– Откройте, это я, комиссар… Шлепанье босых ног по паркету. Затем свет, шаги назад и вперед. Наконец дверь приоткрывается, и взору комиссара предстает толстушка с испуганными глазами и еще опухшим от сна лицом. Она в ночной рубашке.
– Что вам нужно?
В комнате пахнет ночью, женщиной, влажной постелью, рисовой пудрой и мыльной водой.
– Что вам нужно?
Мегрэ притворяет дверь. Эмма набрасывает старое пальто на рубашку, под которой проступают расплывчатые формы, придающие девушке сходство с набитой отрубями куклой.
– Его арестовали.
– Кого?
– Убийцу. Человека с зеленой машиной.
– Что вы говорите?
Соображает она туго. Тем не менее глаза ее затуманиваются.
– Я говорю, что его арестовали. Нужно, чтобы вы поехали со мной на набережную Орфевр и опознали его.
– Господи! Господи! – всхлипывает она. Наконец выдавливает: – Не может быть!
Комиссар поворачивается, когда она еще в одной розовой комбинации застегивает чулки. Ба, он и не такое видывал! Да она и сама забыла, что одевается при постороннем мужчине.
– Вы опознаете его, хорошо?
– А мне дадут с ним увидеться и поговорить?
Тут она с рыданиями падает на постель, трясет головой и твердит:
– Не поеду! Не поеду! Это я виновата, что вы его забрали!
Если бы какой-нибудь фотограф мог заснять Мегрэ в этой крошечной комнатке сейчас, когда он, огромный, склонился над толстушкой в комбинации и похлопывает ее по розовому плечу!
– Успокойтесь, детка, и пошли. Нам пора!
Она кусает простыни. Упрямо трясет головой, словно с отчаяния решила вцепиться в кровать и держаться за нее.
– Вы и без того наделали много глупостей. Не подоспей я вовремя, вам бы тоже сидеть в тюрьме.
Магическое слово разом унимает Эмму, она вскидывает голову:
– В тюрьме?
– Да, и долго. То, что вы натворили, может рассматриваться как сообщничество. Почему вы не опознали его, когда я показал вам фотографию?
Девушка до крови кусает нижнюю губу, лицо ее вновь выражает упрямство.
– Потому что я его люблю.
