— Нет, — возразил он, — впервые с подобным ограблением столкнулись восемь лет назад в Нью-Йорке, в магазине на Восьмой авеню.
Вероятно, он был доволен собой, но, надо отдать ему должное, не зазнавался. Он с серьезным видом покуривал трубку, будто желая прибавить себе лет десять, чтобы держаться на равной ноге с человеком зрелым, каким я уже был тогда.
— Видите ли, господин комиссар, профессионалы меня не интересуют. Их психология не представляет проблемы. Эти люди делают свое дело — и все.
— Кто же вас интересует?
— Обыкновенные люди, такие, как мы с вами, которые в один прекрасный день неожиданно для себя совершают убийство.
— Таких очень мало.
— Знаю.
— Если не считать убийств из ревности.
— Убийства из ревности меня тоже не интересуют.
Вот, пожалуй, и все, что осталось у меня в памяти от этой встречи. Вероятно, в разговоре я упомянул между прочим об одном расследовании, которое вел несколько месяцев назад, упомянул потому, что в этом деле с жемчужным ожерельем были замешаны не профессионалы, а молодая девушка.
— Благодарю вас, господин комиссар. Надеюсь иметь удовольствие еще встретиться с вами.
Я же про себя подумал: «Надеюсь избежать этого удовольствия». Прошло несколько месяцев. Как-то в середине зимы в главном коридоре уголовной полиции я заметил фигуру пресловутого Сима — он прохаживался там, поджидая кого-то.
А потом в одно прекрасное утро на моем столе рядом с почтой оказалась книжица в ярко раскрашенной обложке, вроде тех, что продают в газетных киосках и так любят читать модистки. Называлась она «Девушка с жемчугами», автором был Жорж Сим.
Мне и в голову не пришло прочесть ее. Я вообще мало читаю и никогда не интересуюсь литературой такого рода. Не помню даже, куда я дел эту книжонку, напечатанную на прескверной бумаге, — должно быть, бросил в мусорную корзину и на несколько дней думать о ней забыл.
Но однажды утром я опять увидел книжку Сима на том же месте, и с тех пор каждое утро она появлялась у меня на столе рядом с письмами. Довольно долго я не замечал, что мои инспектора, в особенности Люка, поглядывают на меня с усмешкой. Наконец как-то в полдень за аперитивом в пивной «У дофины» Люка сказал мне после нескольких не относящихся к делу фраз:
— Ну вот, шеф, о вас уже романы пишут! — И вытащил книжонку из кармана. — Читали?
Он признался, что это Жанвье, в ту пору самый молодой в нашей бригаде, каждое утро подсовывает мне по экземпляру.
— Кое-какие ваши черточки здорово подмечены, сами увидите!
И ведь он был прав! Было, было сходство, такое же, как между живым человеком и карикатурой, нацарапанной любителем на мраморном столике кафе.
Я стал толще, грузнее, чем на самом деле, одним словом, приобрел, так сказать, порядочный вес. Что касается дела, то оно изменилось до неузнаваемости, и мне в ходе расследования приходилось пользоваться приемами весьма неожиданными.
В тот же вечер я увидел книжонку в руках жены.
— Вот, молочница принесла. Говорит, что тут про тебя написано. Я еще не успела прочитать.
Ну что было делать? Пресловутый Сим сдержал обещание: он не написал статью в газете, но и серьезную книгу тоже, а просто пустую книжонку, которую смешно было бы принимать всерьез.
Он не изменил моей фамилии. Но он мог бы возразить, что на свете, вероятно, немало людей, носящих фамилию Мегрэ. Поэтому я дал себе слово держаться с ним возможно суше, если нам придется встречаться, хотя полагал, что вряд ли он еще сунется в уголовную полицию.
Но тут я ошибся. Как-то я пошел к шефу посоветоваться насчет одного дела и едва постучался, как он крикнул:
— Входите, Мегрэ, входите! Я как раз собирался звонить вам. У меня наш приятель Сим.
А на лице нашего приятеля Сима — ни тени смущения. Напротив, расселся как дома со здоровенной трубкой во рту.
— Как поживаете, господин комиссар?
А Гишар мне объясняет:
— Он только что прочитал мне несколько отрывков из одной своей вещи про нашу фирму.
— Знаю.
Глаза Ксавье Гишара смеялись, и, по-моему, на этот раз он потешался надо мной.
— К тому же он рассказал мне кое-что немаловажное, касающееся и вас. Сейчас он это повторит.
— Все очень просто. До сих пор во французской литературе, за редким исключением, преступник вызывал симпатии читателя, полиция же представала в смешном виде, если не хуже.
Гишар одобрительно кивал:
— Верное замечание, правда?
Разумеется, верное. Так было не только в литературе, но и в жизни. У меня надолго остался неприятный осадок после одного случая. Я тогда только начал служить в полиции и дежурил на улицах. Однажды у выхода из метро я собрался схватить карманника, но он завопил что-то, кажется «Держи вора!».
Немедленно на меня набросилось человек десять. Я им объяснил, что я полицейский и от меня уходит вор-рецидивист. Убежден, что мне поверили. Тем не менее постарались задержать меня, предоставив таким образом карманнику возможность смыться.
— Ну вот! — продолжал Гишар. — Наш друг Сим как раз и собирается написать серию романов, где полиция выступит в надлежащем свете.
Я поморщился, и это, разумеется, не могло ускользнуть от шефа.
— В надлежащем, насколько это вообще возможно, — поправился он. — Понимаете? А книга эта — только набросок для следующих.
— Но он использовал в книге мою фамилию!
Я думал, молодой человек смутится, рассыплется в извинениях. Ничуть не бывало.
— Надеюсь, вы не обиделись, господин комиссар?
Это случилось помимо моей воли. Едва герой соединится в моем воображении с тем или иным именем, я не могу называть его иначе. Я перепробовал самые невероятные сочетания слогов, чтобы найти подходящую замену фамилии Мегрэ, и в конце концов отказался от этой затеи. Получался не мой персонаж.
Он совершенно спокойно произнес слово «мой», и самое поразительное, что я и не подумал возмутиться, возможно, из-за хитрой усмешки в глазах Ксавье Гишара, который в упор смотрел на меня.
— На этот раз речь идет не о развлекательном чтиве, а о том, что называется… как вы это назвали, месье Сим?
— Полухудожественная литература.
— И вы рассчитываете, что я…
— Я хотел бы с вами поближе познакомиться.
Я уже говорил, что он ни в чем не сомневался. В этом, наверное, и была его сила. Именно поэтому он, должно быть, перетянул на свою сторону шефа, которого всегда интересовали новые разновидности рода людского и который вполне серьезно мне заявил: «Ему ведь только двадцать четыре года».
— Мне трудно создавать персонаж, если я не знаю, как он ведет себя в то или иное время суток. Я, скажем, ничего не могу написать о миллиардерах, пока не увижу своими глазами, как один из них в халате ест на завтрак яйцо всмятку.
Немало прошло времени с того разговора, и до сих пор мне непонятно, по какой таинственной причине мы с шефом серьезно все это выслушали и не расхохотались.
«Получше узнать вас, поглядеть, как вы живете и работаете».
Разумеется, шеф ничего мне не приказывал. В противном случае я бы, наверное, взбунтовался. К тому же некоторое время мне казалось, что он меня разыгрывает, — в нем еще сидел обитатель Латинского
