приготовленных Беньямином для виноградника. По официальной версии, распространившейся и среди деревенских жителей, удар по голове Крч получил именно из-за столбиков, вернее – одного из них, на который он упал. Сбежав от ворвавшегося в его дом хулигана и кинувшись за подмогой, Беньямин споткнулся, упал головой на столб… Он был пьян, его вырвало… «Не слишком правдоподобно, но возможно», – размышлял Якуб Калас. В самом деле, зачем Крчу понадобилось бежать в сад? Какую подмогу он бы там нашел? Да и не настолько же он был пьян, чтобы спутать направление! Эта на первый взгляд неприметная и незначительная деталь окончательно утвердила Каласа во мнении, что, если Крч и умер естественной смертью, что-то еще здесь в тот вечер произошло. Чтобы крестьянин не сориентировался в собственном дворе! Бессмыслица, понятная и ослу! Даже бессловесная тварь не совершила бы такой глупости. Посторонний человек, какой-то Любомир Фляшка, явившийся сюда в первый и последний раз, ни секунды не колеблясь, выбегает прямо на улицу. Зачем было Беньямину Крчу бежать за подмогой в сад? Не вероятнее ли, что он хотел спрятаться? Ведь совсем неподалеку был кирпичный вход в погреб. Логика и опыт подтверждали такую версию. Беньямин Крч уже не одну ночь прохрапел в своем погребе, между бочками с вином. Правда, не совсем добровольно. Причиной тому была Юлия: она ненавидела пьянство мужа и предпочитала, чтобы он очухался от перепоя там же, где набрался.
Якуб Калас снова повернул к дому. Присел под навесом на завалинке. Добрый старый деревенский обычай: под крышей каждого дома – завалинка. Солнце приятно грело, и вскоре он задремал.
Юлия Крчева нашла его сидящим на завалинке.
– Прости, – оправдывался он, – шел мимо, дай, думаю, зайду, погляжу, не нужно ли Юлии чего… Да и притомился, решил посидеть…
По взгляду женщины ему было ясно, что ее не интересуют ни его заботы, ни усталость, на которую он ссылается. Наверняка ругала себя, что, уходя, забыла запереть калитку. Кто знает! В последние дни она чувствует себя какой-то потерянной. Хлопоты остались позади, от шока она понемногу оправилась, стала смотреть на случившееся трезвее. Осознала свое положение, но не понимает, за что теперь взяться… Так по крайней мере казалось Каласу, когда он думал о Юлии.
– Вот, ходила на почту, – заговорила она, явно не только потому, что ее тяготило молчание. – У Бене была сберкнижка. По ней можно получить деньги в любом месте. Но мне сказали: вклад разрешается снять только после того, как будут закончены все процедуры и вас признают наследницей. Процедуры! – искренне возмущалась она. – Какие еще могут быть процедуры?! У Беньямина Крча, кроме меня, никого не было! А деньги эти накопила грош к грошу я сама! Я, и никто другой! Уж во всяком случае не он! Не будь меня, все бы пропил! Да им-то на это наплевать. Им только бы получить налог с наследства, чтобы мне досталось хотя бы на сотню меньше, им, видите ли, надо содрать с меня еще и налог!
– Таковы предписания, – заметил Калас.
– Чихала я на их предписания! И на меня всем им начхать! – облегчила душу женщина. – Какой толк от этих предписаний, коли я теперь одна?
– Я тоже один, – сказал Якуб Калас, стараясь направить разговор в нужное русло, успокоить Юлию. Ведь без ее помощи ему не обойтись. – Мне тоже нелегко.
– Да, но ты мужчина! – жестко бросила она ему в лицо. – Залезешь в корчму, обмакнешь морду в кружку пива – и конец твоему одиночеству.
«Нынче с тобой, женщина, каши не сваришь», – решил Якуб Калас и, не тратя времени на долгое прощание, направился к калитке:
– Всего тебе хорошего, Юлия. Если что будет нужно – скажи.
Она промолчала, ничего не ответила. Якуб Калас счел это добрым предзнаменованием.
7. Матей Лакатош усмехнулся. Многозначительно взглянул исподлобья
Перед Каласом стояла серьезная задача, первая по-настоящему серьезная задача: уточнить факты, на которые он будет опираться, если вообще станет продолжать эту затею… В первую очередь его занимал журналист-фоторепортер Любомир Фляшка. Возможно, только потому, что о таких людях он знал довольно мало. Журналисты – далекий, особый мир. Делают вид, будто во всем разбираются, а когда их уличишь в том, что они написали бессмыслицу, ссылаются на объективные причины. Журналисты – каста, которая хотела бы заниматься всем на свете: политикой, культурой, которая присвоила себе право формировать общественное мнение. Но на такое право претендуют и те, у кого нет собственных воззрений, кто всего лишь паразитирует на услышанном или прочитанном. Словом, Якуб Калас не слишком высоко ставил журналистов. Их работу он считал попросту непродуктивной, и. его не очень-то беспокоило, что, по всей вероятности, он к ним несправедлив. А кого беспокоит, когда кто-то несправедлив ко мне? Фляшка тоже представлялся ему этаким «суперменом». В их поселок он попал загадочным образом. Важники, по его определению, – дыра, уже одним этим он раз и навсегда заслужил неприязнь Каласа. Старшину интересовало, что произошло в короткий период между уходом – или, точнее, бегством – Фляшки из дома Крчей и тем моментом, когда Юлия выбежала звонить по телефону. Разговаривая с начальником отделения Комлошем, Калас обратил внимание, что женщина сперва немного навела порядок в доме или, возможно, только собиралась это сделать и лишь потом отправилась звонить. За то время, пока она моталась по горнице, многое могло случиться. Беньямин Крч и Любомир Фляшка вполне могли встретиться. И если да – то что между ними произошло? О чем они говорили? И почему Фляшка утаил эту встречу? Беспокоила Каласа и загадочная девица по имени Алиса. Ее упоминал в последнем разговоре с ним и доктор Карницкий. Случайно или тут есть какая-то взаимосвязь? И еще вопрос: это та самая девушка или есть две Алисы? Правда, журналист спутницу с этим именем спокойно мог выдумать, чтобы скрыть истинную причину своего приезда. С такого типа всего станет, особенно если замыслы у него были нечисты. Бывший старшина склонялся к тому, что Алиса существовала на самом деле. Фляшке незачем было ее выдумывать. Для варварского погрома у Крчей он нашел бы и более разумное объяснение, если б захотел обмануть следствие или запутать следы. Все могло быть и так, и этак, но одно несомненно: девушка скрылась. Об Алисе известно лишь, что она исчезла, точно сквозь землю провалилась. Но куда ей деться? Вбежала во двор, а в дом не вошла. Спряталась от Фляшки во дворе? В таком случае зачем притащила его сюда? Возможно, она из обыкновенных дешевок, но тогда почему вдруг решила расплеваться с фотографом? А что, если она наткнулась на пьяного Крча, тот стал к ней приставать и?… Нет, это слишком смелое предположение! «Фляшка и Алиса – двое возможных убийц, преступления которых я бы не доказал до самой смерти», – подумал Якуб Калас и стал размышлять дальше, вновь сосредоточив все внимание на соседях. Тех, что слева – Блажей, – он окончательно решил не принимать в расчет. А старый Лакатош? Тот не проявлял к случившемуся никакого интереса, даже на похороны не соизволил явиться. Чтобы односельчане не болтали лишнего, придумал расхожую отговорку: ноги, мол, болели. За поведением деда Лакатоша Каласу виделась спесь. Всем было известно, что Матей Лакатош ни с кем не поладит. Каласа старый Лакатош не интересовал, зато тем неотступнее раздумывал он о его внуке Игоре. Хорош был птенчик! У старшины накопился немалый опыт общения с этим парнем после случая, уже упомянутого нами; тогда доктор Карницкий призывал своего приятеля-милиционера провести расследование. Их общий знакомый Филипп Лакатош, заведующий заготовительным пунктом, неожиданно умер. Вскрытие установило инфаркт миокарда, но старый адвокат подозревал здесь более губительные причины, чем переутомление, нервные стрессы или нездоровый образ жизни.
