Элизабет и сама скучала по нему и не нуждалась в напоминаниях Трэдда. Сны заставляли ее всхлипывать и оставляли мучительную ломоту во всем теле.
Она с головой окунулась в приготовления к Рождеству. Это спасло ее от размышлений и поисков решения, которое не приходило на ум. В доме Трэддов должна была собраться вся семья, что стало традицией. Никому и в голову не приходило, что Рождество можно праздновать как-то иначе. Элизабет любила эти семейные сборища, несмотря на то что готовиться к ним было непросто. Она с радостным предвкушением собирала свертки, заказывала припасы, составляла приправы, пекла торты и прибирала в доме.
Наступивший день не принес разочарования. Ласковое солнце согревало камелии и пунцеттии в пылающем саду.
В ряду чулков над каминной полкой добавился новый – для Мэна. Малыш скорее растерялся, чем обрадовался, в отличие от старших, которые были довольны подарками. Комнаты наполнились смехом и удивленными возгласами: из туго набитых чулков извлекались сюрпризы. В течение часа все снова почувствовали себя детьми. Затем все улыбаясь наблюдали, как Мэн вытаскивает из чулка апельсин. Ощутив острый запах, он смешно сморщил нос; всем стало весело при мысли, что и они когда-то были на его месте. За обедом была еще одна сцена, когда малышу впервые дали ножку жареной курицы. Это был веселый час общих воспоминаний и семейного тепла. Треск шутих заставил взрослых закрыть окна, несмотря на то что день стоял теплый. Стюарт и Лоренс за бутылкой портвейна и тарелкой с солеными орехами пекан сели поговорить о политике. Кэтрин унесла Мэна наверх, чтобы малыш поспал, а Элизабет с помощью Генриетты приготовила гостиную – вот-вот должны были последовать визиты.
– Элизабет, – сказала Генриетта, – почему бы тебе не отпустить Трэдда с нами в Барони? Мальчики будут охотиться, и он привезет тебе дичи. Мы у тебя сегодня съели все дочиста.
Элизабет еще помнила летние месяцы, когда она была одна во всем доме. Она испугала Генриетту, неожиданно обняв и поцеловав ее.
– Ты моя спасительница, – сказала Элизабет. – Он любит охоту, пусть едет.
– Счастливого Рождества! – донеслись голоса с веранды.
Элизабет заторопилась к лестнице.
– Добро пожаловать, – встретила она первую группу гостей. – Вы знаете, куда пройти. Счастливого Рождества!
Со скорым приближением зимних сумерек разошлись последние гости. За ранним семейным ужином к столу подали холодный окорок и индейку с приправами. Затем, усевшись в экипаж Стюарта, родственники уехали, выкрикивая напоследок пожелания счастливого Рождества.
Элизабет закрыла дверь и задвинула засов. Вокруг нее сомкнулась благословенная тишина. Она пошла в библиотеку и умиротворенно опустилась в высокое кресло у письменного стола. Комната была ярко освещена. Вздохнув про себя, она поднялась на свои затекшие ноги и обошла комнату, гася свет. Света от пламени в очаге было достаточно. Элизабет скинула туфли и с ногами забралась в кресло. Брови ее сдвинулись. Рождество прошло; ей надо решить, что же делать.
Ноги ее ныли, ей хотелось, чтобы Гарри был здесь и растер их. И не только ноги. Тело ее вторило мыслям и ныло от тайного голода. «Прекрати, – сказала она. – Необходимо подумать». Разум подчинился команде.
«Тебе уже сорок, – сказала она себе, – а Гарри тридцать два». Знакомые доводы сражались в ее голове под томительный молчаливый зов плоти. Никто из мужчин – да и никто из людей вообще – не производил на нее такого впечатления, как Гарри. Он был ни на кого не похож. Его авантюризм, беззаботность, идеализм… Они и очаровывали, и отпугивали. Если она поедет с ним, для нее начнется великолепная жизнь. Но как долго она продлится? Гарри не из тех, кто дает гарантии. Он заботлив, он не бросит ее одну в чужих краях. Но если он устанет от Элизабет, он отправит ее домой. И все же он вернулся с Кубы. Никогда прежде он не возвращался. Он собирается на ней жениться.
«Ну и что с того, что я старше? Я могу придерживаться диеты и оставаться стройной, буду заботиться о здоровье».
Они будут жить в бедности. Денег, которые газета будет платить Гарри за статьи о городах, где они побывают, будет недостаточно. Но это неважно. Элизабет прожила в бедности всю свою жизнь. Постоянные заботы, но она умеет экономить.
Да, это будет гигантской авантюрой – выйти за него замуж и уплыть прочь от всего, что она знала. Но Трэдды всегда были отважными. Ей всю жизнь твердили, что, будучи леди, она не вправе делать то, что хочет. В детстве ей очень хотелось кататься в повозке со льдом. В том году, который они провели в Барони, Стюарт управлял шлюзами, наблюдая за рекой во время бури. А ее учили вышивать. Юноши и мужчины охотились, ловили рыбу, плавали в лодках. Девочки и женщины шнуровались и составляли букеты. А ведь она была из семейства Трэддов, под стать Стюарту и Пинкни. Такой же бесшабашной в душе. Гарри это понимал и поощрял. Благодаря ему она узнала, что значит прикосновение песка к ногам и воды и лунного света – к нагому телу. Он хотел подарить ей весь мир в придачу, новую жизнь вдали от условностей Эшли и Куперов, вдали от установленных образцов, вдали от обязанностей бабушки и домашних приемов по вторникам; и можно даже забыть о том, что ты чарлстонская леди. Она станет персоной без ярлыков, бродягой и авантюристкой.
«Увидеть Неаполь и умереть…» «От усталости», – мысленно добавила Элизабет. Она рассмеялась. Звук собственного смеха испугал ее. В ее приключенческой жизни не будет тихих комнат. Рядом с Гарри она чувствовала прилив смелости и волнующий холодок, открывая в себе все новые качества; чаша жизни казалась переполненной.
Но придется постоянно меняться, двигаться, сбрасывать старую кожу. В ее багаже не будет места ни для старых вещей, ни для прошлого. Они будут создавать новые традиции. Старые им не нужны, говорит Гарри.
Нужны ли они ей? Она осмотрела сумрачную, с высоким потолком комнату. Сколько Трэддов разных поколений сидели здесь у огня – вот так же, как она сейчас. Она вспомнила Кэтрин, которая разрисовала танцующих нимф, и себя – как она танцевала, подражая им, а потом упала и разбила чернильницу. Возможно, у сестры ее отца были какие-то мечты, навеянные этими танцовщицами, и у других маленьких девочек, живших раньше ее тетушки, тоже. Они все были частью ее, Лиззи-Элизабет-Бесс. Неважно, будет она зваться Купер или Фицпатрик. Все равно она останется мисс Трэдд из Чарлстона.
А если она станет госпожой Симмонс с двумя «м»? Это будет потрясение посильней, чем поездка в Италию вместе с Гарри. Пять кварталов между Брод-стрит и Уэнтворт-стрит – расстояние шире, чем
