– Мы были в разлуке почти четыре недели, – постаралась оправдаться она.
Оливер спихнул Кэтрин с колен и рывком встал.
– Но ты должна была знать задолго до этого!
– Не настолько, чтобы убедиться, – солгала она, но Оливер резко повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
– И сколько времени тебе потребовалось, чтобы убедиться? – требовательно спросил он. – Я думал, что ты плохо переносишь путь от Руана до Карлисла. Это ведь была не просто морская болезнь, правда?
– Я считала, что просто.
Он недовольно фыркнул и уставился на занавес входа.
– Ты считала, что я заставлю тебя остаться в Руане, если ты мне скажешь.
– Клянусь Святым Распятием, что тогда я еще не была точно уверена, что жду ребенка. Отсутствие одних месячных еще не означает беременности, а у меня уже случалось и прежде, что месячные запаздывали. – Кэтрин прикусила губу. Она недаром боялась сказать ему: теперь, когда это сделано, все оказалось настолько плохо, насколько ей и представлялось. – Мне не хотелось тревожить тебя слишком рано.
– И поэтому ты решила сделать это, пройдя половину срока, в день, когда жена моего друга умерла родами, – грубо бросил он.
Кэтрин слышала хрип в его голосе и видела, как напряженно он стоит: контур его тела загораживал свет, усиливающийся снаружи.
– Мне стоило отложить это еще дальше?
– Господи, ты должна была сказать мне это с самого начала! – Он повернулся и посмотрел на нее блестящими от слез глазами; его лицо искажала мука. – Я столько времени потерял зря!
Оливер схватил ее за руку, заставил выйти во двор и там, в сером утреннем свете оглядел с ног до головы.
Кэтрин не стала выпрямляться и втягивать живот, а наоборот, слегка откинулась назад, чтобы он стал виден под складками платья.
– Не каждая женщина умирает родами, иначе в мире было бы слишком мало людей, – с силой произнесла она. – Это не опаснее, чем уходить на войну. Эдон умерла, потому что ее тело исчерпало все силы. Если женщина рожает одного ребенка за другим, год за годом, она не может остаться здоровой. Твоя жена умерла потому, что ее бедра были слишком узкими, чтобы ребенок мог выйти. – Она коснулась ладонью его лица. – Мне не грозит ни то, ни другое; я молода и сильна. Ты должен верить.
– Даже если эта вера была обманута? – горько откликнулся он.
– А что еще остается?
Оливер покачал головой.
– Ты могла принять… – Он не договорил и отвел глаза. Но Кэтрин поняла, что он хотел сказать.
– Я могла выпить зелье, которое вызвало бы месячные? – она подавила желание хлестнуть его по лицу. – Да, могла бы, но это было бы так же опасно, как роды. Меня несло и рвало бы до тех пор, пока не пойдет кровь, у меня могли выпасть кишки; потеряв ребенка, я могла истечь кровью. – Она взяла его руку и прижала к низу живота. – Вчера я почувствовала первое шевеление. Это наш ребенок, Оливер. Он будет жить. Я клянусь тебе. И я тоже буду.
Его пальцы напряглись, словно хотели отдернуться, но Кэтрин задержала их еще на мгновение, чтобы вид, слово и осязание подкрепляли друг друга.
– Я клянусь, – повторила она, твердо глядя прямо в его глаза.
Оливер застонал, не раскрывая губ, привлек ее к себе и крепко обнял.
– Так сдержи свою клятву! – хрипло произнес он от сдерживаемых эмоций. – Потому что, если ты не сдержишь ее, я последую за тобой на тот свет, и никто из нас не найдет там покоя.
– Я сдержу ее, вот увидишь, – сказала она и с ласковыми неразборчивыми словами отвела его в комнатку и уложила на узкое ложе. Тот небольшой промежуток, который еще остался от ночи, они лежали в объятиях друг друга и никто из них не спал.
ГЛАВА 32
Кэтрин постепенно привыкала к Девижу. Она скучала по Бристолю из-за реки, соленого запаха моря и большого скопления торговых судов, благодаря которым покупка любой мыслимой мелочи превращалась в простую прогулку до причала. Ей не хватало знакомых видов и людей, но она не жалела, что уехала.
Женские покои в замке со смертью Эдон превратились в очень печальное место, все оделись в глубокий траур. Поскольку же двор все еще оплакивал кончину графа Роберта, общая атмосфера стала просто невыносимой.
В Девиже все было иначе. Здесь била ключом энергия и царила суматоха, поднятая рыжим юнцом, который добивался короны. Генрих никогда не останавливался. Даже если физически он и не двигался, то мысль его кипела, как горшок на огне. Окружение принца поневоле заражалось его силой. И это было необходимо, потому что Стефан и Евстахий гонялись за Генрихом, как терьеры за крысой, стремясь схватить за загривок и трясти, пока тот не умрет. Они гоняли его по всему юго-западу, сжигая по дороге урожаи в полях и забивая весь скот.
К счастью для Генриха, хоть и не для страдавшего народа, такие его союзники, как Раннульф Честер и Хью Норфолк сумели сильно отвлечь Стефана и Евстахия, когда те чересчур близко подобрались к своей цели. Стефан повернул в Линкольншир, Евстахий – в Восточную Англию.
Однако ощущение опасности по-прежнему доносилось до Девижа, как раскаты грома в грозу.
