– Спросите у Этель, – ответила Кэтрин. Вопреки себе, она едва не рассмеялась из-за намека старого разбойника. – Я пока только учусь.
– Угу. Я вижу. Интересно было понаблюдать. – Старик слегка мотнул головой в сторону Оливера и поковылял к куче с навозом – Скажешь мне, когда немножко поднатореешь, девочка.
Кэтрин смотрела вслед ему, уперев руки в боки, и не знала, хохотать ей или сердиться.
– Свернуть бы старому негоднику шею, – проникновенно проговорил Оливер.
Молодая женщина обернулась. В глазах рыцаря тоже отражались одновременно раздражение и смех.
– Но ведь он прав, – откликнулась она. – Зимний сад – действительно странное место для свиданий.
Мгновение Оливер молчал, затем раскрыл объятья:
– Не хочешь ли поискать местечко потеплее?
– Для борьбы или свидания? – спросила Кэтрин, склонив голову набок.
– Для того и другого, хотя не способен поручиться за порядок.
Несмотря на холод, молодая женщина почувствовала, что тает. Последним мужчиной, который смотрел на нее так, был Левис в первые месяцы после свадьбы, когда хватало единственного взгляда, чтобы, задыхаясь, бежать к ближайшему ложу. Но она больше не была зеленой, невинной девушкой, и вовсе не собиралась бежать к любому ложу с Оливером… пока. Она отступила на два шага и выставила деревянный нож так, как ее научил рыцарь.
– Я никогда особенно не доверяла поручительствам и клятвам мужчин.
– Свои я держу.
– Знаю, – кивнула Кэтрин и прикусила нижнюю губу. – Поэтому когда ты говоришь, что не можешь поручиться, приходится держаться настороже.
Прежде чем Оливер успел ответить, добродушная перепалка была прервана появлением Гавейна. Он шагал быстро и целенаправленно, но, приблизившись, заговорил не с рыцарем, а с Кэтрин.
– Наконец-то нашлась. Ступай скорее. Этель упала.
– О, Господи! – Кэтрин сунула деревянный нож Оливеру и побежала за Гавейном. Оливер не отставал.
Этель лежала на своем тюфяке с посеревшим лицом. Рядом сидела прачка, к которой ходила старая повитуха, и ухаживала, как могла. Когда старуха увидела Кэтрин, она явно испытала облегчение.
– Она встала, чтобы попрощаться, и вдруг у нее закружилась голова, и она упала, – сказала прачка, уступая место молодой женщине.
– Много шуму из ничего, – пробормотала Этель. – У всех кружится голова, если резко встать. Я споткнулась, вот и все.
На ее виске вспухала шишка, а на руке был порез: падая, старуха ухватилась за треножник.
– Может быть, но лучше шуметь из ничего, чем вовсе не обращать внимания, – возразила Кэтрин и слегка провела по телу Этель рукой, чтобы убедиться, что других повреждений нет.
– По-твоему, если бы тут было не просто падение, я бы этого не знала?
– Знала бы, – сварливо откликнулась Кэтрин и ласково натянула покрывало на плечи старой женщины.
Этель встретила взгляд Кэтрин и закрыла глаза.
– Скажи остальным, чтобы уходили. Только свет загораживают.
Кэтрин встала и повернулась.
– Я слышал, – сказал Оливер с кривой усмешкой и странно звонким голосом, – что лекари всегда оказываются самыми трудными пациентами.
– Со слухом у меня тоже все в порядке, – немедленно откликнулась Этель со своего тюфяка. – А то хотя бы не пришлось тебя слушать.
Кривая усмешка Оливера сменилась широкой улыбкой.
– Я ухожу, – сдался он, но перед уходом потянул Кэтрин за выбившуюся из-под плата черную прядь и тихо пробормотал: – Ради борьбы или свидания, только не заставляй меня ждать слишком долго.
Кэтрин покраснела и коротко кивнула:
– Не заставлю.
Она оглянулась на Этель, которая следила за ними из-под прикрытых век.
Оливер наклонился и слегка коснулся губами ее щеки:
– Ей не удалось меня провести. Сообщи, как она себя действительно чувствует.
Он выпрямился, помахал на прощание рукой и вышел из комнатки, прихватив с собой прачку. Гавейн уже побежал на свидание к какой-то девушке, прислуживающей на кухне.
Кэтрин вернулась к Этель. Глаза старухи были совсем закрыты, она дышала медленно и ровно, но молодая женщина не дала обмануть себя внешними признаками сна:
– Этель! – она опустилась на колени перед ложем. – Этель!
