по расписанию.
— Один, миссис Блинкер?
— Да, сэр. Он там пишет свои труды.
— Учебники по литературе, — объяснил Барлоу. — Хотя позапрошлым летом Чипп, к моему удивлению, сообщил мне, что начал писать роман.
— Следовательно, 1 июля он уезжал в свою хижину, а на следующий день после Дня труда[107] возвращался в Барлоу, готовый к осеннему семестру?
— Именно так, мистер Квин. Год за годом. А сейчас 13 сентября, но он все еще не появился в городе!
— На следующий день после Дня труда… Значит, он опаздывает на десять дней.
— И вся эта суета из-за десяти дней? — спросила Никки.
— Мисс Портер, десятидневное опоздание Чиппа столь же невероятно, как… как если бы я оказался переодетой миссис Хадсон! Даже еще невероятнее. Я так забеспокоился, мистер Квин, что даже позвонил в Слейтер в штате Арканзас, чтобы они послали кого-нибудь в хижину Чиппа.
— Значит, он не просто задержался позже обычного?
— Чипп никогда не отказывался от своих привычек. Он не просто задержался. Человек из Слейтера не обнаружил в хижине никаких признаков Чиппа, кроме его чемодана.
— Но я понял из вашего письма, доктор, что у вас имеется более конкретная причина подозревать…
— И не только у него! — Ма Блинкер уже не стесняясь всхлипывала. — Я никогда не заходила в комнаты профессора — это было одно из его правил, — но, когда он не появился, доктор Барлоу велел мне зайти туда, я сделала это и…
— Да, миссис Блинкер?
— На коврике у его камина, — прошептала женщина, — было большое пятно…
— Пятно? — воскликнула Никки.
— Пятно крови.
Эллери поднял брови.
— Я сам его обследовал, мистер Квин, — нервно произнес доктор Барлоу. — Уверен, что это кровь. И пятно было на коврике уже значительное время… Мы снова заперли комнаты Чиппа, и я написал вам.
Хотя сентябрьское солнце светило вовсю, в кабинете ректора внезапно стало холодно.
— С 1 июля у вас были какие-нибудь известия от профессора Чиппа? — нахмурившись, спросил Эллери.
Доктор Барлоу вздрогнул.
— Обычно он присылал некоторым из нас открытки хотя бы один раз во время летних каникул… — Ректор начал рыться в лежащей на столе почте. — Я сам отсутствовал с начала июня. Это меня так расстроило, что я не подумал… Что значит тренированный ум! Вот она, мистер Квин!
Это была почтовая открытка с изображением горного водопада неправдоподобно голубого цвета, окруженного неправдоподобно зелеными деревьями. Адрес и послание были написаны неразборчивым почерком.
«
Переписываю свой роман. Это будет величайший сюрприз для всех вас. С наилучшими пожеланиями,
— Снова его «роман», — пробормотал Эллери. — Штемпель Слейтера, Арканзас, 31 июля этого года. Доктор Барлоу, эта открытка написана профессором Чиппом?
— Несомненно.
— А сам почерк вас не смущает, Эллери? — осведомилась Никки в лучших традициях секретаря детектива.
— Да. Как будто что-то было не так с его рукой.
— Так и есть, — всхлипнула Ма Блинкер. — У бедного старика не хватало по фаланге на среднем и указательном пальцах. Полагаю, следствие какого-то несчастного случая в молодости.
Эллери поднялся:
— Могу я взглянуть на пятно на ковре Чиппа?
Человек может оставить в своем жилище нечто большее, чем кровь, — он может оставить свою душу. Коричневатое пятно засохшей крови наличествовало, как и сам профессор Чипп, хотя и in absentia.[108]
Две маленькие комнаты с окнами, выходящими на территорию колледжа, были аккуратными, как в казарме. Стулья стояли на своих местах, кровать походила на скульптуру, а каминная полка — на витрину магазина: каждая трубка была уложена в свое гнездо с математической точностью. Бумаги были разложены по отделениям старого письменного стола согласно их формату. Даже книги исчезнувшего профессора подчинялись строгой дисциплине — ни один том на полках не клонился мечтательно набок. Они стояли целыми батальонами по стойке «смирно» и были рассортированы по авторам в алфавитном порядке.
— Впечатляюще, — заметил Эллери и повернулся, чтобы обследовать похожий на гроссбух том в самом центре откидной доски стола.
— Полагаю, это вторжение неизбежно, — пробормотал Барлоу, — но должен признаться, что чувствую себя не в своей тарелке. Что в этом гроссбухе, мистер Квин?
— Личные счета Чиппа. Записи его каждодневных трат… В этом году они заканчиваются 30 июня.
— За день до его отъезда в хижину!
— Он отмечал даже расходы на почтовые марки…
— Бедный старый профессор! — заплакала Ма Блинкер. Внезапно она всплеснула толстыми руками и воскликнула: — Слава богу, доктор Барлоу! Профессор Бейкон вернулся!
— Привет, Ма!
Возвращение профессора Бейкона напоминало бейсбольную атаку с третьей базы. Горячо пожав руку ректору, молодой человек сразу же перешел к делу:
— Как только вошел к себе, обнаружил вашу записку, доктор. Что за чепуха насчет того, что старина Чипп не вернулся к осеннему семестру?
— К сожалению, это правда, Бейкон, — печально промолвил доктор Барлоу и представил молодого человека как профессора биохимии, еще одного постояльца Ма Блинкер и ближайшего друга Чиппа.
— Вы согласны с доктором Барлоу насчет серьезности ситуации? — обратился к нему Эллери.
— Мистер Квин, если старый идиот не вернулся, значит, с ним что-то стряслось. — Казалось, профессор Бейкон едва сдерживает слезы. — Если бы я только знал, — пробормотал он. — Но я отсутствовал с середины июня — биохимические исследования в университете Джонса Хопкинса.[109] Черт возьми, это еще невероятнее, чем расщепление атомного ядра!
— У вас были известия от Чиппа этим летом, профессор?
— Обычная открытка. Возможно, она при мне… Да, вот она.
— Просто приветствие, — сказал Эллери, осматривая открытку. — Датирована 31 июля, штемпель Слейтера в Арканзасе — все как в открытке, которую он прислал доктору Барлоу. Могу я оставить ее у себя, Бейкон?
— Разумеется. Значит, Чипп не вернулся… — Внезапно молодой человек заметил коричневое пятно на коврике у камина и опустился на кровать пропавшего коллеги, не сводя глаз с пятна.
— Эллери!
Никки стояла на цыпочках возле книжной полки Чиппа, где находились авторы на букву «К».
— Полное собрание ваших книг!
— В самом деле? — Но Эллери не выглядел удовлетворенным, каким надлежало быть автору, сделавшему столь лестное для себя открытие. Вместо этого он смотрел на один из томов как на предателя. В
