сама статуя, и, упершись ногами в ее основание, Млый со второй попытки выдрал серп из деревянных рук.
То, что его новое оружие окажется таким тяжелым, Млый не ожидал. Выкованный из бронзы серп превосходил размерами его меч в несколько раз и настолько же был тяжелее. Зато чисто символическая рукоятка оказалась слишком мала, держать серп было неудобно. И все же это было оружие.
Млый волоком подтащил серп к двери храма и, собрав все силы, с разворота, словно собирался швырнуть его, ударил кривым лезвием по крепко сшитым доскам. Косяки затрещали, в лицо полетела щепа. Млый раскрутил серп, вертясь перед дверью, как дискобол, и ударил второй раз — крайняя к замку доска надломилась посередине. Потребовалось еще несколько ударов, чтобы дверь наконец подалась и растрескались косяки.
Ослабленные доски Млый выбил ногой.
Можно было не сомневаться, что поднятый им шум разбудил не только жрецов, но и жителей близлежащих домов. Скоро вокруг храма соберется толпа, а предстояло еще не только забрать меч, но и пробиться к городским воротам, чтобы вырваться на волю.
В храм Млый ворвался, как волк в загон для овец. Гнев и отчаянье заставили забыть о ранах и о боли, он сам теперь ощущал себя живым воплощением ярости.
Поджидавшие внутри храма жрецы были разбросаны в разные стороны словно вихрем. Казалось, Млый их даже не заметил. Он помнил, где стояла его статуя, пронзенная мечом, и безошибочно устремился к ней, не обращая внимания ни на крики жрецов, сзывающих народ, ни на вопли раненых.
Войдя в состояние, близкое к безумию, Млый, отшвыривал с дороги не только охрану, но и деревянных идолов, словно и они были в чем-то виноваты. Выдернуть застрявший в дереве меч он даже не попытался. Обхватив идола двумя руками, он выдрал его из основания и, действуя им, как тараном, устремился к выходу.
Больше на его пути встать никто не пытался. Толпа перед капищем собралась огромная, штурм храма разбудил многих, но, вспоминая позже этот момент, Млый с удивлением отметил, что теперь горожане, заметив его, вели себя точно так же, как при виде Сторожича: крики, вскинутые к лицу руки, чтобы заслонить глаза и не встретиться с ним взглядом, поспешные движения, чтобы уступить дорогу.
Млый бежал по узким улицам, все время забирая вверх, к расположенным над городом воротам. Идол давил на плечо и в любой другой момент, возможно, оказался бы слишком тяжел для того, чтобы вот так, бегом, тащить его в гору, но сейчас Млый почти не ощущал веса.
Ворота были закрыты, но на этот раз Млый даже не остановился перед новой преградой. С размаха он ударил своим идолом-тараном в высокие створки, и они послушно распахнулись, как незапертая дверь под порывом сквозняка.
ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ НАВЬ
Костер горел ровно, почти без дыма, сухие сучья весело потрескивали в пламени, но Млыю были нужны угли. Он отгребал их в сторону большой суковатой палкой.
С одной стороны деревянный идол совсем почернел и начал крошиться крупными щепками.
Млый поджаривал свою статую на углях, как бычью тушу, заботясь, чтобы открытое пламя не коснулось клинка — если меч перекалится, то будет годен только для устрашения и сломается в первой же битве.
С вершины крутого холма, на который он взбежал, не оглядываясь, открывалось море, поднимаясь стеной выше ожидаемой линии горизонта, хорошо просматривался изрезанный бухтами берег, но, странное дело, сколько Млый ни щурился и ни тер глаза, отказываясь им верить, он нигде не мог различить хотя бы признаков города, который только что покинул.
Это открытие и пугало и радовало одновременно. Дни, проведенные за городскими стенами, ощущались вполне реально.
Открывшаяся на лопатке рана кровоточила, по-прежнему болела нога, да и идол, пронзенный мечом, не давал даже повода подумать о том, что все случившееся с ним неправда. С другой стороны, город исчез, растворился, как мираж, растаял фата-морганой, не оставив даже руин. Что же на самом деле произошло?
— Просто ты избавился от обмана, — знакомый голос Сторожича раздался из-за спины, и Млый охнул от неожиданности. — Ты прошел, может быть, самое трудное испытание в Нави — испытание себе подобными.
Дасу в прежнем, привычном обличье возник по своему обыкновению словно ниоткуда. Глядя на него, трудно поверить, что еще мгновение назад никого рядом не было.
— Ты! — радостно рассмеялся Млый и даже сделал шаг навстречу, чтобы обнять Сторожича, как Рода, но сдержал себя. — Ты обещал вернуться через три дня.
— Немного опоздал, — насмешливо прищурился дасу.
— Ничего себе, немного. Меня там чуть не убили.
— Надо слушаться советов старших. Надо быть мудрее. Уже пора.
— Пора, — охотно согласился Млый. — Но все-таки объясни, куда исчез город, люди…
— Ты же решил быть мудрее, — напомнил Сторожич. — Не было никакого города.
— А схватка с медведем, капище, жрец… Да все вокруг?
— Если бы ты с самого начала слушал меня внимательно, то не сделал бы ошибок, ведущих к этому, — Сторожич легко притронулся к ране на лопатке. И твой меч был бы по-прежнему в ножнах, а не торчал в дурацком идоле.
— Ты хочешь сказать, что я все выдумал?
— Не совсем все, тебе помогли.
— Отшельники?
— И они в том числе. Но главное — ты опять получил предметный урок и убедился на деле, как представление о чем-то становится действительностью. Слово способно превратиться в вещь, представления- в реальность. Все взаимосвязано. Ведь даже в неоспоримой, на первый взгляд, истине, каждый находит лишь то, что он в нее вкладывает.
— Но как же тогда…
— И хватит об этом. У тебя еще будет время подумать, а я сказал достаточно. Кстати, ты так и будешь поджаривать свою статую до полной готовности или хочешь получить меч немедленно?
Млый подергал меч за теплую рукоятку — клинок не подался ни на сантиметр.
— Еще долго, — признался он.
Дасу легонько отодвинул его плечом и сделал короткий взмах руками идол рассыпался, обернувшись горкой золы.
