его торчит крест большого двуручного меча. Пес ложится рядом, прямо на сырую землю, кладет свою большую голову на передние лапы и глядит куда-то вдаль своими грустными умными глазами.
Часто к этому холмику приходят люди. Они приносят цветы и что-то тихо говорят, смотря себе под ноги. Пес не понимает их слов, и не понимает, зачем эти цветы. Он оттаскивает нелепые букеты прочь, возвращается и вновь ложится на голом холодном бугорке.
Чаще других приходит однорукий лысый старик с металлическими кольцами в ушах. Пес помнит его, и, приветствуя, всегда делает несколько взмахов хвостом. Человек садится рядом и очень долго говорит что-то тихое в пустоту.
Пес знает, что когда этот лысый старик закончит говорить и встанет, то в уголках его глаз будут блестеть маленькие прозрачные росинки…
Паурм умолк.
Стояла глубокая ночь. Огонь в очаге погас, только угли еще слабо теплились под серым налетом золы.
– Это случилось на самом деле? – спросил Лигхт. – Или ты все выдумал?
Паурм молчал.
– Эй!
В комнате было темно. Град все колотил по крыше, но, вроде бы, чуть тише, чем прежде, как-то мягче, что ли… Подвывал снаружи ветер, бился в стены, просачивался сквозь щели сквозняками…
– Ты там? – Лигхт приподнялся. – Язык проглотил?
– Эй! Не заставляй меня идти к тебе! – пригрозил Дирт.
– Здесь я, здесь… Куда я денусь? – донесся из темноты голос пленника.
– Действительно, куда?.. – Лигхт представил, что сейчас творится на улице и поежился. – И когда только этот град прекратится?
– А он уже перестал, – сказал Паурм.
– Да? Что же это стучит?
– Дождь.
– Дождь?
– Да.
– Так может утром буря кончится?
– Навряд ли.
– Понимаю, – усмехнулся Лигхт. – На тот свет ты не торопишься.
– Это осенняя буря. С моря. Она может зарядить и на неделю, и больше…
– Ого! А сперва ты, вроде бы, обещал два дня.
Паурм пожал плечами. Пожаловался:
– Замерз. Уже ничего не чувствую… Вам понравился мой рассказ?
– Что ж, история твоя действительно неплоха, – признал Лигхт. – Дирт!
– Что?
– Наломай дров, подкинь в огонь. Налей горячего чаю, дай ему. И хлеба немного.
– Ему? – Дирт удивился. – Чай? Хлеб?
– Да! Я что, непонятно выражаюсь? И веревку сними ненадолго, но глаз не спускай! Как поест, свяжи обратно.
– Ладно, сделаю, – неохотно сказал Послушник.
– А я спать ложусь. Поздно уже… Ты дежуришь первый.
– Хорошо.
– Разбудишь меня ближе к утру. Все понятно, что надо сделать?
– Да.
– И не спускай с него глаз!
– Темно же!
– Значит привяжи его к себе.
– Ладно, я все понял, учитель.
– Ну и хорошо.
Лигхт зевнул, растянулся на полу, на постланном одеяле и почти сразу же захрапел.
Дирт вздохнул, поднялся.
– Горячий чай? – буркнул он. – Вору? – ударом кулака он сорвал одну из полок. Взвизгнули ржавые гвозди, грохнула об пол доска. Испуганно фыркнула проснувшаяся лошадь. Дернулась, лягнула хлипкую стену, чудом не проломив дыру.
– Тихо, тихо… – успокоил животное Дирт. – Спокойно. Все в порядке…
Он, присев на корточки перед остывающим очагом, сунул доску в угли и долго смотрел, как занимается огонь. Как по дереву струятся маленькие язычки пламени, голодные и торопливые. Сплетаются, толстеют, расползаются, набирают силу… И вот уже толстая доска полыхает, трещит, стреляет искрами…
– Эй, ты! Вор! – Дирт повернулся лицом ко тьме.
– Что?
– Не спишь еще?
– Нет.
– Сейчас я развяжу тебе руки. Перекусишь.
– Хорошая новость.
– Признайся, ты ведь сбежать хочешь?
– Я хочу жить.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул Дирт. – Не вздумай даже дернуться без моего разрешения!
– Не буду, – пообещал Паурм.
– Смотри!.. Эх, была б моя воля, уж я бы тебя!.. – Дирт крякнул, сжал кулак, хрустнул пальцами. – Жду не дождусь, когда Послушание кончится. Надоело!.. Слышишь меня? Эй, ты!
– Что?
– Не знаешь случайно, как заканчивается ученичество?.. А?.. Ну, чего молчишь?
– Не знаю.
– Где уж тебе… Ладно, давай, ползи сюда. Сейчас жрать будешь.
Паурм с трудом опрокинулся на бок, застонал, стиснул зубы – боль пронзила затекшие мышцы. Полежал немного, выжидая, пока боль немного утихнет, а потом, извиваясь, словно червяк, пополз из темноты на свет.
Несомненно, буря стихает. Времени остается совсем ничего – сутки, двое – не больше.
Град прекратился, только дождь бьет по крыше, и ветер гудит.
Еще день-два… Времени мало…
Нет, не убежать – молодой сидит у огня, смотрит пристально, неотрывно. Даже не моргнет. И веревка прочная. Стянули так, что не шевельнешься. Руки, ноги снова стынут. Занамели, стали как чужие…
Нет, не убежать…
Одна надежда – слова.
Одна надежда – убедить.
В старшем есть слабина. Скоро он проснется. Можно будет потолковать с глазу на глаз.
С молодым лучше не говорить. Он опасен.
Старший умней. В этом его слабость.
Еще день-два.
Две легенды.
Надо успеть.
Надо…
Связанный Паурм лежал у холодной стены и вслушивался в гул непогоды.
Вскоре он заснул.
Утром вернулся град. Грянул по крыше, вышиб окно, ворвался внутрь домика.
– Подъем! – проревел Лигхт.
