На убийцу.
На Хаунта.
На Прирожденного.
А тот все дергал свой застрявший меч и никак не мог совладать с мертвецом.
Чес поднял голову, прошептал:
– Как много сегодня смертей.
Он встал и, растерянно качая головой, направился вслед за толпой.
Хаунт взревел:
– Не подходите! Назад!
Брошенный камень смял его лицо. Запузырилась на губах кровь.
Крестьянин с мечом в руке подошел вплотную к убийце и, неловко размахнувшись, ударил Хаунта в плечо.
– Назад! – брызгая кровью, прокричал Прирожденный, выпуская застрявший меч, и закрываясь руками.
Толпа нахлынула на него, опрокинула, покатила по пыльной дороге. Он еще какое-то время сдавленно кричал, погребенный под людской массой, а затем его голос смолк. Люди расступились, раздались в стороны. Остановились в отдалении, испуганные своим деянием. Медленно, поодиночке, стали расходится, избегая смотреть соседям в глаза. Теперь им надо было спрятаться от самих себя.
Через несколько минут улица обезлюдела. Только грязная коза бродила меж домов, и уже далеко за деревней несся прочь жеребец, оставшийся без седока.
В небе на севере пророкотал гром.
На сером истоптанном полотне дороге осталась цепочка мертвых тел. Пес. Пожилая женщина. Кирк. Хаунт.
Чес подошел к другу. Взялся за рукоять меча, засевшего меж ребер. Осторожно вынул клинок из тела, брезгливо отбросил в сторону. Присел рядом, сказал, глядя в мертвое лицо:
– Подожди, друг. Я схожу посмотрю, как там учитель и сразу вернусь. – Он горько улыбнулся сквозь навернувшиеся слезы, подумав – ну куда может деться мертвый?
Чес рывком поднялся и направился к покосившемуся дому Туков. Вслед ему жалостливо проблеяла коза. Заворчали тяжелые облака, заволакивая небо, наползая на солнце.
В комнате было темно и неприятно пахло.
– Учитель, – позвал негромко Чес.
К бревенчатой стене привалился шаткий стол с грубой лавкой, сколоченной из трех досок. Возле маленького окна стояла кровать. На ней что-то лежало.
Чес вздрогнул и отшатнулся.
На грязной постели, наполовину прикрытый одеялом, лежал страшный человек, высохшая мумия, скелет, обтянутый кожей.
Лысый череп в пигментных старческих пятнах. Глазницы, закрытые морщинистыми перепонками век. Острый тонкий нос. Сизые губы, изъеденные язвами. Впалые щеки, покрытые коростой. Огромные уши с металлическими кольцами, продетыми сквозь опухшие мочки.
– Учитель, – повторил Чес, справившись с собой, и подойдя ближе. Он подождал немного и, уже не надеясь на ответ, позвал по имени: – Вигор!.. Вигор, ты жив? Я пришел.
Скелет открыл глубоко запавшие глаза и долго, не мигая, смотрел на стоящего рядом Чеса.
– Это я, учитель. Ты узнал меня? Ты слишишь меня, Вигор? Это я. Чес. Твой ученик.
Пошевелились изъеденные губы. Чес склонился над старым магом.
– Я не понимаю, что ты говоришь. Я пришел к тебе. Все-таки успел. Я слышал твой зов, учитель. Я спешил.
– Я не звал тебя, – прошелестел надтреснутый голос.
– Как же так? – удивился Чес. – Но я слышал тебя.
– Нет, не меня… Ты слышал себя. Это эхо. Оно повсюду следует за тобой.
– В конце-концов не важно, что именно я слышал. Я здесь, чтобы вылечить тебя, учитель.
Скелет на кровати тихо затрясся, резкими неглубокими толчками выдыхая воздух. Чес испуганно смотрел на эти странные спазмы, пока не понял, что Вигор смеется.
– Меня не надо лечить, – прошептал старик. – Это не болезнь. Это неизлечимо. Да и я не хочу. Зачем?
– Но… – Чес развел руками.
– Нет, нет… Я просто очень стар. От этого не лечат. Мы, маги, живем значительно дольше обычных людей. Значительно… И потому мы делаем много больше ошибок…
– Я так торопился, я слышал твой зов…
– Я сделал так много ошибок в своей жизни… И не хочу снова этим заниматься. Хватит…
– Мой друг погиб, потому что я шел к тебе, учитель…
– Мои друзья тоже умирали. Я привык к этому. Пора и мне… Умирать надо, когда привыкаешь к смерти. Сживаешься с ней. А я привык уже давно…
– Но, учитель! Неужели я шел напрасно?
– Если ты шел, значит это уже не напрасно…
Прокатился над крышей гром. В комнате еще больше потемнело.
– Что там? – спросил Вигор, встревожено пошевелившись.
– Гроза, – ответил Чес, думая о своем.
– Это хорошо. Уходить в дождь – хорошая примета.
– И что мне теперь делать, учитель?
– Жить.
– Но зачем я шел сюда, к тебе?
– Чтобы не стоять на месте.
– Учитель! Ты всегда так говоришь, словно… словно…
– Да. Я только и делаю, что говорю. А все потому, что боюсь слушать… Больше слушай, и меньше говори. Не повторяй моих ошибок.
Сверкнула молния, высветив вспышкой убогую комнату. Через мгновение раздался оглушительный треск.
Вигор улыбнулся. Сухая кожа губ треснула, и ранки засочилась сукровицей.
– Открой окно, – попросил старик.
– Там буря.
– Открой.
Чес подчинился. В комнату ворвался свежий ветер. Вигор заерзал, поднял худую руку и сделал странное движение, словно попытался поймать ветер в ладонь. И только сейчас Чес заметил, что у мага вместо левой руки торчит из плеча лишь короткая культя, жалкий обрубок.
– Как хорошо, – сказал улыбающийся старик. Он закрыл глаза и долго лежал так, с поднятой рукой, в кулаке которой был зажат предгрозовой порыв ветра.
– Я не хочу больше жить, – тихо пробормотал маг. – Я, словно пес на могиле…
Он открыл глаза, удивленно уставился на Чеса, спросил:
– Кто вы? – Затем тело его напряглось, выгнулось дугой. В широко распахнувшихся глазах появилось понимание. Он еще крепче стиснул кулак и внезапно расслаблено опал на постель.
– Учитель, – коснулся костлявого плеча Чес. – Учитель! Вигор!
Маг не отвечал. Он смотрел застывшим, уже ничего не видящим взглядом в лицо своего ученика.
Разорвалось с грохотом небо, первые тяжелые капли рухнули в пыль, заколотили по крыше, по стенам. Сразу прекратился ветер, словно начавшийся дождь прибил его в земле. И только крохотная частица урагана билась в тесном кулаке мертвого мага.
6
Он не ощущал своего тела.
Это было так странно.
Не было мышц, сухожилий, костей. Не было кожи. Ничего не было. Только уютное тепло обволакивало
