– Извини, – ведьме стало неловко. – Сорвалась. Сама не знаю, как вышло.
– Ладно, чего уж там.
– Понимаешь, – ведьме вдруг нестерпимо захотелось выговориться. Излить душу. Оправдаться, что ли… – Я ведь ищу этого колдуна большую часть своей жизни. Я преследую его с тридцати двух лет. А сколько мне сейчас?.. Я уж и забыла… А когда ты сказал, что видел, как он плачет, мне вдруг показалось… – она запнулась, не находя нужных слов, – показалось, будто сейчас что-то случиться… такое… не знаю даже что… Твои слова… И я больше не смогу… не захочу идти за ним. Не захочу отомстить, прощу… Понимаешь? Все эти годы я желала только одного, жила этим, ради этого – и вдруг!.. Лишиться всего… Мне стало страшно… Невыносимо страшно…
– Что он тебе сделал?
– Он убил мою дочь.
– Вигор? – домовой изумился. – Ты не ошибаешься?
Ведьма повторила жестче, чувствуя, как закипает в груди ярость, клокочет в горле:
– Он убил мою дочь! Убил!
– Как это случилось?
– Он уничтожил мою деревню. И не только ее.
– Не может быть!
– Это так!
– Вигор? Не могу поверить.
– Он наслал на нас туман, в котором были жуткие твари. Он вызвал демона-убийцу…
– Подожди, кажется, я знаю, о чем ты говоришь…
Ведьма уже не слушала, не слышала. Она вещала, закатив глаза:
– Твари уничтожали всех на своем пути, а демон пожирал отсеченные человеческие головы. Я видела это. И ничего не могла поделать. Таура – моя дочь – погибла тем утром. Девочка, моя девочка – она даже не догадывалась, что я ее мать. Я собиралась сказать ей об этом позже, когда она подрастет. Но теперь она никогда не узнает. Проклятый колдун убил ее. Демон сожрал ее голову. А тело валялось на пороге в луже крови. И я топтала его ногами! Топтала тело собственной дочери! Понимаешь!?.. – ведьма вдруг схватила подвернувшийся под руку глиняный горшок и со всей силы швырнула его в стену. Во все стороны брызнули осколки. – Колдун должен за это ответить!.. – она взмахнула рукой, ничего на это раз не схватив, не задев, но железная кружка, стоящая на столе, сорвалась с места, словно подхваченная ураганом, и со звоном впечаталась в дверь.
Ведьма уже не говорила, она кричала в полный голос, размахивала руками.
Воздух в комнате встревожено гудел, ходил вихрями. Словно в дом ворвалась буря и теперь не может найти выход, бьеться в стены, мечется по углам.
Перепуганный домовой намертво вцепился в столешницу, как будто ждал, что и его сейчас подхватит незримая сила, швырнет о стену. А ведьма все бушевала, глаза ее вылезали из орбит, с почерневших губ капала пена, волосы поднялись дыбом и шевелились, словно живые.
– Я много лет взращивала в себе ненависть! Я копила ее! И вот я несу свою ненависть к нему!
В печи взорвалось полено. Сноп искр выплеснулся наружу. Несколько горящих угольков упали на пол. Комнату стало заволакивать дымом. Домовой пищал что-то неразборчивое. Ведьма гремела:
– Вот моя Сила! Таура! Вот мое проклятие! Ненависть!..
С грохотом сам по себе опрокинулся стул. Домовой не выдержал, сорвался с места, в мгновение ока исчез в темном углу. А ведьма выкрикивала уже что-то совсем нечленораздельное, неразборчивое, дикое. Половицы прогибались под ее ногами. Скрипели потолочные балки. Хлопали ставни, дверь. С полок валилась посуда. Трещина побежала по желтому боку печи.
– Стой! – домовой выскочил откуда-то, держа в руках ведро с водой. – Хватит! – Он размахнулся и окатил ведьму. Опустевшее ведро, гремя жестью, отлетело в сторону. – Остановись!
Ведьма замерла в неестественной до жути позе. Несколько долгих мгновений стояла недвижимо, словно одеревенев, а потом стала медленно клониться назад, заваливаться, падать. Хозяин подскочил, подставил руки, немного смягчив падение.
– Что же это такое? – Он суетливо заметался вокруг безжизненной ведьмы, заглядывая ей в лицо, трогая шею, руки. – Живая?.. Живая!..
Он немного успокоился. Тряпкой собрал с пола разлитую воду. Стащил с кровати одеяло, укутал потерявшую сознание ведьму, подоткнул с боков… И забегал по комнате, качая головой, горестно вздыхая, глядя на порушенный порядок:
– Вот несчастье, – бормотал он, хватаясь то за одно, то за другое. – Вот несчастье-то!
В углу на груде старого тряпья безмятежно спал волчонок.
Ведьма очнулась через полчаса.
К тому времени Хозяин залил занявшийся огонь на полу, поднял уцелевшую посуду, поставил на полки.
– Что случилось? – спросила ведьма, поднимаясь и удивленно осматриваясь.
Комната была затянута дымом. На досках возле печи – черное выгоревшее пятно. Кругом вода, битая утварь, опрокинутая мебель…
– Тебе лучше знать, – фыркнул в ответ домовой.
– Что со мной было? Я ничего не помню. Это я натворила?
– А кто же еще? Зверь твой?
В полной растерянности ведьма разглядывала учиненный погром. Потом дернулась, просветлела лицом, словно ее осенило. Спросила:
– Какой сегодня день? Какая луна?
– Это имеет значение?
– Сегодня полнолуние?
– Да.
– Конечно же! Я совсем забыла! – ведьма схватилась за голову. – Полнолуние!
– В чем дело? – домовой встревожился. Кто знает, что еще способна учудить ведьма?
Она отмахнулась:
– Уже ничего. Уже поздно.
– Что поздно? Что с тобой бывает в полнолуние?
Ведьма смутилась.
– Просто мне надо быть осторожней. В такие дни я могу потерять над собой контроль. Я могу перестать быть собой.
– Как это? Почему?
– Не бери в голову, – ведьма досадливо отмахнулась. – Забудь!
– Забыть? – ядовито переспросил Хозяин. – Посмотри кругом! Что еще ты скрываешь от меня? Может в следующий раз ты вовсе разнесешь мой дом?
– Следующего раза не будет, – сказала ведьма. – А порядок мы сейчас наведем.
– Мы!.. – хмыкнул домовой. Но взял тряпку и стал вытирать лужи на полу.
Ведьма принесла с улицы веник и принялась сметать мусор в кучу.
Про то, что случается в полнолуние, они никогда больше не говорили.
Волчонок поправлялся на удивление быстро.
Всего два дня прошло с того момента, как ведьма подобрала его на пороге, а глубокие раны уже зажили, затянулись розовой блестящей кожицей. Разорванное ухо подсохло и больше не кровоточило.
– День-два, и отправишься домой, – сказала ведьма, в очередной раз осматривая своего подопечного. – Хватит меня задерживать. За зайцами, конечно, ты еще долго бегать не сможешь, но ничего – будешь питаться мышами. Проживешь…
Она смазала новую нежную кожицу травяной мазью – волчонок повизгивал, дергался, но терпел.
– Ишь, волчье племя! – покачала головой ведьма. – Вот, что значит молодость: другой бы при смерти лежал, а ты еще и недоволен. Тихо, тихо! – Волк хотел слизать с ран жгучую мазь, но ведьма придержала ему голову. – Обожди немного, впитается.
– Все возишься? – из кухни вышел Хозяин, остановился в стороне, подольше от зверя. Волчонок
