Минна так горько плакала над этим письмом, что привлекла к себе внимание понемногу поправляющейся Норны. Та выхватила его из рук своей юной родственницы и прочитала, сначала с недоумением, словно оно ничего ей не говорило, затем как бы что-то припоминая, и наконец ее охватила такая радость, смешанная со скорбью, что письмо выпало у нее из рук. Минна подхватила его и удалилась со своим сокровищем к себе в комнату.
С этого момента Норна резко переменилась. Она сменила платье на более простое и отпустила карлика, щедро обеспечив ему дальнейшее существование. Она не стремилась больше возобновить свой странствующий образ жизни и велела уничтожить свое убежище, или обсерваторию, на Фитфул-Хэде. Она отказалась от имени Норна и пожелала, чтобы ее называли ее настоящим именем — Уллой Тройл. Но самой важной в ней перемены мы еще не коснулись. Прежде, под влиянием страшного душевного отчаяния, в которое повергла ее кончина отца, она считала себя как бы недостойной Божественной благодати и, кроме того, погрузившись в занятия чернокнижием, уподобилась Чосерову врачу, который «с Библией не очень-то был дружен». Теперь же она почти не расставалась с этой священной книгой и на вопросы несчастных и невежественных простолюдинов, которые по-прежнему приходили к ней с просьбой проявить свое могущество над стихиями, она отвечала только одно: «Ветры в руце Божией». Обращение ее было, впрочем, не вполне сознательным — этому, вероятно, препятствовало состояние ее рассудка, расстроенного необыкновенным сплетением ужасающих событий. Но оно казалось искренним и, несомненно, было для нее плодотворным. Видимо, она глубоко раскаивалась в своих прежних дерзких попытках вмешиваться в течение событий, предопределенных намного более могущественной волей, и горько сокрушалась всякий раз, когда ей тем или иным образом напоминали о былых ее притязаниях. Она продолжала выказывать особое участие Мордонту, хотя, быть может, делала это уже в силу привычки. Непонятно было также, насколько сохранились у нее в памяти те сложные события, с которыми была связана ее жизнь. Когда она умерла, что произошло года через четыре после описываемых событий, выяснилось, что по особой и настоятельной просьбе Минны Тройл она оставила все свое весьма немалое состояние Бренде. В одном из пунктов своего завещания она требовала, чтобы все ее книги, все приборы ее лаборатории и прочие предметы, относящиеся до ее прежних занятий, были преданы пламени.
Года за два до смерти Норны Бренда вышла замуж за Мордонта Мертона, ибо Магнус Тройл, несмотря на всю свою любовь к дочери и привязанность к Мордонту, не сразу оказался способным чистосердечно примириться с подобным союзом. Но все качества Мордонта настолько были по душе старому юдаллеру и он до такой степени понимал невозможность заменить в своей семье Мордонта кем-либо другим, что в конце концов его норвежская гордость уступила чувству сердечной привязанности. Когда всюду вокруг себя он видел то, что он называл вторжением шотландского дворянства в страну (как жители с любовью называют Шетлендию), он успокаивал себя мыслью, что «пусть уж лучше дочь его будет замужем за сыном английского пирата, чем за сыном шотландского вора», с горечью намекая тем самым на ряд горношотландских и пограничных семей, которым Шетлендия обязана многими почтенными землевладельцами, но чьи предки, как всем было известно, отличались скорее древностью рода и отменной храбростью, чем слишком щепетильным отношением к таким пустякам, как различие между meum и tuum. Жизнерадостный старец дожил до предела человеческих лет, радуясь многочисленному потомству своей младшей дочери. Застолицу его попеременно то оживляли песни Клода Холкро, то просвещали разглагольствования мистера Триптолемуса Йеллоули. Сей муж отбросил наконец свои высокие притязания и, ближе ознакомившись с обычаями островитян, а также памятуя о тех разнообразных неудачах, которые сопровождали его преждевременные попытки усовершенствований, стал добросовестным и полезным представителем своего лорда. Никогда не чувствовал он себя таким счастливым, как в тех случаях, когда ему удавалось променять скудный рацион своей сестрицы Барбары на богатую трапезу юдаллера. Характер миссис Барбары тоже немало смягчился в связи с неожиданным возвращением ей рога с серебряными монетами. Этот рог принадлежал Норне, и она спрятала его в старом доме в Стурборо с какой-то ей одной известной целью, а впоследствии вернула тем, кем он был случайно обнаружен, не преминув напомнить им, однако, что он снова исчезнет, если разумная доля сокровища не будет использована на хозяйственные нужды, — мера, благодаря которой Тронда Дронсдотер, состоявшая, должно быть, поверенной Норны, избежала медленной смерти от голода!
Мордонт и Бренда были счастливы настолько, насколько позволяет наше земное существование. Они любили и глубоко уважали друг друга, жили в полном довольстве, не забывали обязанностей по отношению к ближним, а так как совесть у них была чиста, а на сердце легко, смеялись, пели и танцевали, не обращая внимания на шумный свет и не вмешиваясь в его дела.
Но Минна, Минна, у которой была такая возвышенная душа, такое пылкое воображение, Минна, столь богато одаренная чувством и энтузиазмом, она, которой суждено было видеть на заре своих дней, как погасли эти чувства и этот энтузиазм только потому, что с неопытностью романтической натуры и полным незнанием жизни она возвела здание своего счастья на зыбучем песке вместо камня, — была ли она, могла ли она быть счастлива? Да, читатель, она была счастлива, ибо, сколько бы ни разубеждали нас скептики и насмешники, каждый выполненный долг приносит душевный мир и нравственное удовлетворение, и притом в той точно мере, в какой трудны были преодоленные нами препятствия. Отдых, который испытывает тело — ничто рядом с тем отдохновением, каким наслаждается в подобных случаях душа. Однако смирение Минны и непрестанное внимание ее к отцу, к сестре, к бедной, страдающей Норне и ко всем тем, кто мог рассчитывать на ее участие, далеко не было единственным или главным ее утешением. Как и Норна, но движимая более здравым рассудком, она отказалась от восторженных мечтаний, увлекших ее на ложный путь, и заменила их более истинным и благочестивым отношением к миру, лежащему по ту сторону нашего понимания, чем то, какому учат саги языческих бардов или фантазии позднейших стихотворцев. Это и дало ей силы после многих сообщений о славных и почетных деяниях Кливленда перенести без ропота и даже с каким-то чувством успокоения, смешанным с болью, весть о том, что он пал со славой в честном бою, возглавляя отряд храбрецов, которые доблестно завершили дело, на которое он их вел. Банс, его несколько сумасбродный последователь на добром пути, так же как прежде на преступном, прислал Минне отчет об этом печальном событии в таких выражениях, которые показывали, что, хотя у него в голове кое-чего не хватало, однако сердце его не совсем еще испортила та беззаконная жизнь, которую он вел, или что по крайней мере оно изменилось к лучшему с тех пор, как он ее бросил; то, что сам он отличился в том же деле и получил повышение, казалось ему не имеющим никакого значения рядом с потерей, которую он понес в лице своего бывшего начальника и друга. Минна прочла это послание и, хотя из очей ее, поднятых к небу, струились слезы, возблагодарила Всевышнего, что смерть настигла Кливленда на поле брани; мало того — она имела даже мужество порадоваться, что он был отозван из этого мира, прежде чем искушения смогли побороть столь недавно утвердившуюся в нем добродетель. И так велика была сила этого чувства, что жизнь Минны, когда прошла первая острота боли, казалась не только спокойной, но даже более радостной, чем раньше. Мысли ее, однако, витали далеко от нашего мира, и она возвращалась к нему, подобно ангелу-хранителю, лишь тогда, когда нужна была своим родным, которых любила, или бедным, которых поддерживала и утешала. Так протекла ее жизнь, украшенная любовью и уважением всех, кто был близок к ней, и когда пришел час друзьям оплакивать ее кончину — а почила она в преклонных годах, — утешением для них могло послужить сознание, что земная оболочка, которую она покинула, была единственным, что ставило ее, по словам Писания, «немногим ниже ангелов».
ШТОРМ У ДАЛЬНИХ БЕРЕГОВ
