одновременно и поэзии Клода Холкро, и не менее устрашающей прозе Триптолемуса. Нетрудно себе представить, что нашего агронома весьма мало интересовала забава, неожиданно занявшая место его предполагаемого выступления, и он счел бы даже ниже своего достоинства смотреть на предстоящее любопытное зрелище, если бы его не понудили к тому настояния миссис Бэйби.
— Не отступай от других, братец, — подзуживала его эта предусмотрительная особа, — не плошай! Как знать, может, и тебе что-нибудь перепадет, помоги, Господи! Говорят, при дележе все будут в одной доле, всем поровну достанется китового жира, а пинта его, сам понимаешь, сбережет нам денежки, когда придется палить глиняную лампу темными долгими ночами, что, говорят, скоро настанут. Так что лезь-ка ты лучше вперед, братец, вот тебе навозные вилы. «Трусливому парню никогда богатой девки не видать» (как говорится в пословице), да к тому же, кто его знает, жир-то этот, он, может, когда свежий, и в пищу годится, а уж маслице мы тогда поберегли бы.
Насколько прибавила Триптолемусу мужества перспектива есть свежий китовый жир вместо масла, мы не знаем, но он все же, не видя, очевидно, иного исхода, потряс в воздухе тем сельскохозяйственным орудием, точнее — навозными вилами, которым был вооружен, и стал спускаться к морю на бой с китом.
Положение, в котором по воле злосчастной судьбы оказался противник, было исключительно благоприятным для задуманного островитянами предприятия. Во время необычно высокого прилива кит, благополучно миновав большой песчаный бар, попал в воу, или бухту, где и остался лежать. Почувствовав, что вода пошла на убыль, он тотчас же учуял грозившую ему опасность и стал делать отчаянные усилия, чтобы перебраться через мелкое место, где волны бились о бар; тем самым, однако, он скорее ухудшил, чем улучшил свое положение, ибо теперь оказался наполовину лежащим на мели, представляя, таким образом, весьма удобный объект для задуманной на него атаки. В это мгновение враг как раз и появился. Первые ряды нападающих состояли из молодых и отважных мужчин, вооруженных, как мы уже говорили, самыми разнообразными видами оружия, тогда как, для того чтобы следить за охотниками и поощрять их, прекрасные дамы и более солидные лица обоего пола разместились на скалах, окружавших поле действия.
Шлюпки, прежде чем достигнуть входа в бухту, должны были обогнуть небольшой мыс, и поэтому у отряда, подошедшего к берегу сухим путем, оставалось достаточно времени, чтобы произвести необходимую разведку сил и положения противника, на которого предполагалось напасть одновременно и с суши, и с моря.
Отважный и опытный полководец, каким смело можно было назвать юдаллера, пожелал сам возглавить это предприятие, не доверяя его никому другому, и действительно, как внешний вид, так и мудрая тактика делали его вполне подходящим лицом для командования, которое он и забрал в свои руки. Вместо шляпы с золотым галуном на нем красовалась теперь медвежья шапка. Синий суконный кафтан на алой подкладке с золотыми петлицами и застежками уступил место красной фланелевой куртке с черными роговыми пуговицами, поверх которой была накинута рубаха из тюленьего меха, причудливо украшенная на груди складками и вышивкой, вроде тех, что носят эскимосы или гренландские китоловы. Костюм его дополняли огромные морские сапоги. В руке он держал громадный китобойный нож, которым потрясал в воздухе, словно ему не терпелось скорее начать разделку огромной туши, лежавшей перед ним. При ближайшем рассмотрении, однако, Магнус вынужден был признать, что забава, которую он хотел предложить своим гостям, хотя вполне соответствовала широкому размаху его гостеприимства, могла повлечь за собой весьма своеобразные опасности и трудности.
Животное, свыше шестидесяти футов в длину, лежало совершенно неподвижно в самом глубоком месте воу, куда его занесло приливом и где оно ожидало возвращения большой воды, которое чуяло, по- видимому, инстинктом. Тотчас же собрался совет из опытных гарпунщиков, и все согласились, что для начала следует накинуть петлю на хвост лежавшего словно в оцепенении левиафана и укрепить канаты якорями на суше. Тем самым кит лишится возможности уплыть, в случае если вода прибудет раньше, чем с ним успеют покончить. Эта весьма тонкая и сложная операция доверена была экипажам трех шлюпок: одной из них взялся управлять сам юдаллер, две другие были поручены Кливленду и Мордонту. Приняв подобное решение, охотники уселись на берегу, с нетерпением ожидая прибытия в воу морских сил. Тут-то, в этот промежуток времени, Триптолемус Йеллоули, прикинув на глаз необычайные размеры кита, заявил, что, по его скромному мнению, «упряжке не только из шести, а из шестидесяти быков местной породы — так и той будет не под силу вытащить такое чудище на берег».
Каким бы невинным ни показалось читателю это замечание, оно затрагивало, однако, предмет, всегда приводивший в ярость старого юдаллера. Так и теперь, бросив на Триптолемуса быстрый и суровый взгляд, Магнус спросил его, какое это, черт побери, имеет значение? Да хоть бы и сто быков не могли вытащить кита на берег! Мистеру Йеллоули не очень понравился тон, каким был задан вопрос, но чувство собственного достоинства и личная заинтересованность заставили его ответить следующим образом:
— Да ведь вы сами, мейстер Магнус Тройл, как и всякий, кто здесь находится, знаете, что киты такой величины, каких нельзя вытащить на берег упряжкой из шести быков, составляют, по праву, собственность адмирала, а этот благородный лорд является в настоящее время, кроме того, и губернатором островов.
— Ну, а я вам скажу, мейстер Триптолемус Йеллоули, — заявил юдаллер, — как сказал бы и вашему хозяину, будь он только здесь, что каждый, кто рискнет своей жизнью, чтобы вытащить подобную рыбину на берег, получит равную со всеми часть и долю, как велят наши добрые старые норвежские обычаи и привычки; да что там, если которая-нибудь из женщин, что сейчас смотрят на нас, рукой только коснется каната, то станет таким же дольщиком, как и всякий другой, и даже более того: скажи она, что на то имеется причина, так мы выделим часть и на долю не родившегося еще младенца!
Этот строгий принцип справедливости, громко провозглашенный Магнусом, вызвал смех среди мужчин и некоторое смущение среди женщин. Но управляющему показалось зазорным так легко сдаться.
— «Suum cuique tribuito», — сказал он, — а я буду стоять за права моего лорда и мои собственные.
— Вот как! — воскликнул юдаллер. — Ну, а мы, клянусь костями святого мученика Магнуса, будем поступать по законам Божеским и святого Олафа, как в те времена, когда еще и не слыхивали ни об управляющих, ни о казначеях, ни о губернаторах! Всякий, кто только приложит руку, получит при дележе свою долю, ну, а прочие — уж нет! Так что вы, мейстер Йеллоули, потрудитесь-ка наравне с другими и радуйтесь, что получите равную со всеми долю. Садитесь скорей в эту шлюпку, — вышедшие в море охотники успели уже тем временем обогнуть мыс, — а вы, ребята, уступите-ка ему место на кормовом сиденье: пусть он первый, помоги ему небо, нанесет удар рыбине.
Громкий, повелительный голос и привычка самовольно распоряжаться, проявлявшаяся во всех действиях Магнуса, а быть может, и сознание самого Триптолемуса, что он не найдет среди присутствующих ни поддержки, ни одобрения, не позволили ему отказаться, хотя согласие ставило его в положение совершенно для него новое и к тому же весьма опасное. Он все еще колебался и пустился было в какие-то объяснения голосом, дрожащим скорее от страха, чем от возмущения, как ни старался он заглушить оба эти чувства и представить все дело в виде простой шутки. Но тут Бэйби забормотала ему в самое ухо:
— Ты это что же вздумал? Хочешь, видно, прозевать свою долю китового жира? А ведь долгая шетлендская зима на носу! Здесь, говорят, самый ясный декабрьский день не светлее безлунной ночи в Мирнее.
Это хозяйственное соображение в сочетании со страхом перед юдаллером и боязнью показаться менее храбрым, чем прочие, настолько оживило дух нашего агронома, что он взмахнул вилами и вскочил в шлюпку с видом самого Нептуна, потрясающего трезубцем.
Все три шлюпки, на которые возложено было столь опасное поручение, приблизились к темной туше, возвышавшейся, подобно острову, в самом глубоком месте воу. Кит позволил им подойти, не выказав ни малейшего признака жизни. В полном молчании и со всеми предосторожностями, которых требовала исключительная трудность задуманного, бесстрашные охотники, после первой неудачной попытки и многих дальнейших усилий добившись наконец своего, захлестнули канат вокруг неподвижного туловища и передали концы его на берег, где сотня рук тотчас же прочно его закрепила. Но не успели еще покончить с этим делом, как начался прилив, и юдаллер оповестил всех присутствующих, что рыбину надо убить или по крайней мере тяжело ранить, прежде чем глубина воды у бара подымется настолько, что животное окажется на плаву, ибо тогда они весьма рискуют упустить свою добычу и тщетны окажутся все их доблестные усилия.
