– Ну и здесь то же самое, никакой разницы, – сказала Саша.
– Но для нас здешние законы вполне терпимы, – произнесла госпожа Йокота со скромным кокетством.
У священника Баранова похотливо заблестели глаза. Саша окинула госпожу Йокота презрительным взглядом с головы до ног. Кожа у Саши была жирная, пористая, неровная, как кожура грейпфрута.
– А вы разводились через суд? – спросила Мацуура у Фрэнка.
– Что вы! В ту пору у меня было слишком мало денег, чтобы нанять адвоката.
– Но все же достаточно, чтобы выплатить жене определенную сумму при разводе? – с нескрываемым интересом спросил господин Йокота.
– Нет! К сожалению, я принадлежу к тем мужчинам, которых бросают женщины. Моя жена сама сбежала в чужую постель.
– Почему же к сожалению? По-моему, у вас все сложилось исключительно удачно! – с учтивым поклоном произнес господин Йокота.
– Ты прольешь мартини!
Госпожа Йокота с притворной застенчивостью глянула на мужа и рассмеялась тихим, воркующим смехом. От крыльев ее носа протянулись легкие, едва заметные морщинки.
…Сейчас она очень даже мила, яркий, цвета подсолнуха наряд оригинально сочетается с голубиной кротостью, и это воркование и эти тонюсенькие морщинки работают на нее, подумала Юри. Но к сорока годам воркующая голубка превратится в отвратительную хихикающую обезьяну… Юри понимала, что кроется за таким вот скромным; почти стыдливым женским кокетством: отнюдь не страсть, а жалкое желание. Да, она прекрасно это понимала, потому что сама была женщина, но ей каждый раз становилось противно до настоящей тошноты. И с этим она ничего не могла поделать – ведь яд, вызывавший тошноту, рождался в ее собственном организме. Чтобы избавиться от него, наверно, пришлось бы удалить печень или еще что-нибудь.
– Почему у вас такое скучающее лицо? – спросил ее Фрэнк. – И вообще вы где-то витаете…
– Конечно, я витаю в облаках! Но в облаках совсем не скучно.
Раздался звонок.
– Ронда! – Такэси бросился в переднюю.
Ронда была в черном платье, с букетом цветов в руках. Она обняла Юри, прижалась к ней щекой.
– До чего хороша! Настоящая фея ночного леса, – сказал Такэси.
– Благодарю вас. Вы тоже, как всегда, очень импозантны. – Ронда чмокнула его в щеку. – А у вас, Фрэнк, такое лицо, словно вы считаете себя самым умным человеком на свете. Впрочем, это обычное ваше выражение. – Ронда послала Фрэнку воздушный поцелуй.
– Господин священник, болезнь, именуемая «одиночеством гения», по-видимому, неизлечима? – спросил Йокота Баранова.
– По-видимому…
Священник Баранов пил неразбавленную водку. Нос у него стал красным, как вишня.
– Кстати, как объясняет медицина или физика, что гипноз действует не на всех? – спросил Фрэнк, переводя взгляд с господина Йокоты на Такэси.
Такэси пожал плечами.
– Я ведь гинеколог, так что…
– Тем более! Гипноз в твоей области играет важную роль. Как ты лечишь тех женщин, на которых гипноз не действует?
– Знаешь ли, врачи недолюбливают знакомых, старающихся получить бесплатный рецепт, – усмехнулся Такэси.
– Иу ладно, ладно! – Фрэнк повернулся к Йокоте. – Скажите, физики публикуют материалы на эту тему только в период научных конференций?
– Нет… Зачем ломать голову над проблемами, которые не имеют к нам прямого отношения? Это лишняя умственная нагрузка. – Голос Йокоты звучал уныло.
Саша, сидевшая рядом со священником, громко расхохоталась.
…Да… Порой общественная уборная бывает чище домашней, подумал Фрэнк, глядя на Сашу.
…Как странно. Временами кажется, что влечение к женщине прошло и никогда больше не вернется, подумал Такэси, оглядывая поочередно Сашу, Ронду, госпожу Йокота, Мацуура и Юри.
…Почему она так выпячивает живот, когда смеется?… – подумала Юри, взглянув на смеющуюся Мацуура.
Встретившись глазами с Такэси и одарив искренней улыбкой госпожу Йокота, Юри чуть ли не вплотную придвинулась к господину Йокоте и зашептала по-японски:
– Йокота-сан, в душе вы настоящий поэт. А вот Фрэнк – человек совершенно непоэтичный, хоть и специалист по Фолкнеру… Легко мне живется – я ведь ужасно холодная, мужчины, даже самые привлекательные, меня не волнуют…
Произнося эти бессмысленные слова, Юри почувствовала, как к горлу начала подступать противная тошнота.
Йокота, ничего не ответив на эту тираду, сказал:
