берег.
Сперва Гнилушка метнул в Пятьюпять зелёный от злобы взгляд и весь сжался, будто собрался броситься на артиста. Но когда увидел, что на берегу целая толпа свирельцев, начал притворяться бедненьким.
— Гром и молния, это он губил красных рыб! — пробасил Гарпун. — Говори — ты?!
— Я... — отвечал Гнилушка, притворяясь, будто он раскаивается.
— Ты хотел срубить серебряное дерево? — возмутился Чинарий.
— Я... Сознаюсь, только прости-и-и-ите...
— Ты воровал в нашей мастерской кусочки розового дерева? — сердито спросил столяр Плошка.
— Прости-и-ите...
Вдруг старый Хвойка хлопнул себя по лбу и сказал:
Вот беда, теперь я понял — его рук дело!.. Он подменил землю в мешочке...
Гнилушка и в этом сознался: да, подменил, назло свирельцам.
Тут к толпе подъехал Гранат на Аргамаке. Толпа расступилась, и не успели они приблизиться к Гнилушке, как Аргамак вдруг взревел страшным голосом. Он вспомнил, кто его ранил.
— Это, наверное, Гнилушка стрелял в оленя? — догадался Осечка.
— Он, он! — в гневе закричал Гранат. — Из-за него мой Аргамак стал хромым!
И опять преступник сознался: да, он хотел убить оленя и сделать из его рогов вешалку для своего картуза.
— Ах, это ужасно! — повторял маэстро Тромбус и тёр виски тонкими пальцами. — Как можно дойти до такой низости! И кто бы подумал — он всегда был такой тихий, такой воспитанный молодой человек...
— Я говорил вам, я говорил!.. Пустите, я с ним за всё рассчитаюсь! — воскликнул Пятьюпять, и от головы его дым повалил столбом.
— Нет! — остановил его Минус. — Спокойствие прежде всего. Вспомни умножение...
Тут и другие свирельцы, обычно такие спокойные, начали шёпотом умножать, чтоб сгоряча не натворить чего-нибудь лишнего.
Доктор Гематоген был бледен и только успевал протирать запотевающие очки.
— Довольно! — вдруг хриплым от волнения голосом решительно сказал он. — Завтра же я сделаю Гнилушке операцию... Только операция может спасти его.
— Граждане Свирелии! — громко сказал Минус. — У Гнилушки окаменело сердце, и доктор Гем сделает ему операцию. Человек серьёзно болен, не будем пока судить его очень строго.
— Раз операция — тогда другое дело, — заговорили свирельцы, сразу успокаиваясь. — Выздоровеет — хорошим станет... Он и теперь понял, что поступал плохо...
Гнилушку проводили до дому, и Гем напоследок сказал ему:
— Утром сам придёшь ко мне в больницу!
— Разрешите охранять преступ... то бишь больного? — козырнув, обратился к Гематогену Гарпун. Он опять надел форму и выглядел как полагается милиционеру.
— Раз больной — зачем охранять? Больных разве охраняют?! — закричали свирельцы.
Наутро Гем напрасно ждал Гнилушку в больнице и, готовясь к операции, тщательно дезинфицировал каждый палец. Пустовал и Гнилушкин дом в лесу. Злодей сбежал.
— Ну и пусть! — закричали свирельцы. — Раз так — не нужен он нам! Вот и всё!
Прошло время, все снова принялись за дела и скоро забыли про Гнилушку.
А на Свирелию тем временем надвигалась беда.
Глава одиннадцатая.
ГНИЛУШКА В ЦАРСТВЕ БУЛЫГАНА
Удрав от свирельцев, Гнилушка направился в царство Булыгана.
Страна Булыгания была чёрной пустыней среди скал, ноги там вязли в раскалённом песке, и жаром веяло от разбросанных всюду каменных глыб.
Булыган тоже был весь каменный, изнутри набитый злобой и глупостью. Голову ему заменял серый булыжник с одной большой и двумя маленькими трещинами. Большая трещина обозначала рот, а две маленькие щёлочки — глаза. Когда Булыган злился или удивлялся, он выкатывал из щёлочки каменные глазищи и вращал ими.
На краю пустыни возвышался дворец Булыгана, а рядом с ним, у чёрной скалы, была сооружена крепость, где наказывали воинов. Вокруг росли большие колючки, на песке извивались рогатые гадюки.
Вход во дворец охраняла огромная ящерица по имени Ядозуб. Только не подумайте, что это была безобидная ящерица, вроде весёлого Желтопузика. Нет, Ядозуб был чуть ли не с крокодила величиной, на маленьких кривых ногах, с тупой и злобной мордой. Из пасти Ядозуба торчал жёлтый клык, под ним был мешочек с ядом, а в толстых чешуях, что покрывали тело Ядозуба, прятались ядовитые пауки и змеи.
И был ещё у Ядозуба длинный и мощный хвост с жёсткой метёлкой на конце. Когда он принимался крутить хвостом и взметать этой метёлкой пыль, песок и камешки, начинался настоящий ураган. Булыгану это нравилось. Булыган любил нежиться в пыльных бурях и освежаться душем из песка. Поэтому правитель пустыни неотлучно держал Ядозуба при себе.
Около крепости, где мучили воинов, был вход в подземелье. Он был завален огромным камнем, а на этот камень Булыган велел взгромоздить ещё семь камней — один меньше другого.
Каждую весну из-под самого большого камня, что держал на себе всю эту пирамиду, выбивались ярко-зелёные травинки. Откуда-то черпали они силу, где-то в неведомых земных глубинах бился ключик жизни.
Это приводило Булыгана в ярость. При виде тоненьких, но таких храбрых травинок он принимался лязгать зубами, в животе у него начинались колики, и он орал:
— Вырвать с корнем! Растоптать!
Булыганские слуги набрасывались на травинки, топтали их сапожищами и заваливали грудой камней. Но бесстрашные травинки снова находили щёлочки и выбивались из темницы.
По всему свету разлетелась молва о стране Свирелии, и ветер повсюду разносил аромат её цветов и звучные песни.
Только правитель пустыни и каменное его войско ничего не знали об этой стране. Булыган оставался глух и бесчувствен ко всему прекрасному. Лучшей музыкой он считал завывания и рёв своих воинов, лучшим ароматом — запах пыльных колючек, а наивкуснейшим лакомством — жареных змей и скорпионов. Змеиным ядом смазывались и наконечники копий-колючек, которыми Булыган вооружал своё войско.
Когда слуги доложили о приходе Гнилушки, Булыган сидел развалясь в каменном кресле, а Ядозуб кончиком хвоста с метёлкой щекотал ему пятки. Настроение у Булыгана было отличное, и он распорядился впустить Гнилушку.
Каменный правитель взглянул в глаза неожиданному гостю и сразу понял, что сердце у него окаменело.
Как только сбежал Гнилушка от свирельцев, вся его злобность прорвалась наружу: жёлто-зелёные огни заполыхали в его глазах, кривой оскал сменил сладкую улыбочку.
«Не явился ли он проситься в моё войско?» — с надеждой подумал Булыган. В последнее время не часто приходило к нему пополнение — людей с окаменевшими сердцами становилось всё меньше. А Гнилушка казался достойным пополнением. Таких великолепных злобных глаз Булыган не видел даже у своих подданных.
Выражение глаз у многих воинов Булыгану в последнее время не нравилось. Он хотел, чтоб глаза их горели ненавистью, но всё чаще замечал в них что-то похожее на раздумье.
Разглядев печаль в глазах воина, властитель пустыни приказывал бросать его в крепость и колоть колючками.
— Чтоб не думал, чтоб не раскисал, — приговаривал он, слушая стоны воинов с грустными глазами. — Боль — лучшее лекарство от нежных чувств! От боли скапливается злоба, от злобы сердце каменеет до
