Кобра прячется в заброшенном термитнике. Женщины идут за водой. — Она остановилась прямо перед ним. — Я вижу в их глазах мою собственную ненависть. Но ваши глаза ее не видят.
— Какого ответа вы от меня ждете? По-моему, люди живут здесь как в аду. Вопрос лишь в том, моя ли это вина.
— Может быть, и ваша. Смотря как поглядеть.
Они шли все дальше, все глубже в этот лабиринт. В одиночку он ни за что не найдет дорогу обратно. Она нужна мне, думал Схееперс. Мы ведь всегда зависели от черных. И ей это известно.
Матильда остановилась у лачуги, которая была чуть побольше других, хотя и построена из того же материала, и присела на корточки возле двери, представлявшей собой залатанный, облезлый лист мейсонита.
— Входите. Я подожду здесь.
Схееперс вошел внутрь. Сначала он вообще ничего не видел в потемках. Потом разглядел простой дощатый стол, несколько плетеных стульев, коптящую керосиновую лампу. Из тени выступил человек, с легкой улыбкой он смотрел на Схееперса. Похоже, его ровесник. Только покрепче, с бородой, и веет от него тем же достоинством, что свойственно Миранде и Матильде.
— Георг Схееперс, — сказал африканец и коротко рассмеялся. Потом указал на стул.
— Что здесь смешного? — спросил Схееперс, с трудом скрывая растущую неуверенность.
— Ничего. Можете называть меня Стивом.
— Вы знаете, почему я просил о встрече с вами.
— Не со мной, — уточнил Стив. — Вы хотели встретиться с кем-нибудь, кто может рассказать о Яне Клейне то, чего вы еще не знаете. И таким человеком оказался я. Но вполне бы мог быть и кто-то другой.
— Перейдем к делу? — сказал Схееперс, которого мало-помалу охватывало нетерпение.
— У белых всегда нет времени. Никогда не мог понять почему.
— Ян Клейн, — сказал Схееперс.
— Опасный человек. Всеобщий враг, не только наш. Вороны кричат в ночи. А мы толкуем их крики и думаем, будто нам понятно: что-то назревает, что-то могущее создать хаос. А хаоса мы не хотим. Ни АНК, ни де Клерк. Поэтому сначала вы должны рассказать мне, что вам известно. А потом мы, быть может, вместе осветим кой-какие темные закоулки.
Схееперс рассказал не все. Но самое важное сообщил, а это уже был риск. Он не знал, с кем говорит. И все же не мог не рассказать. Стив слушал, медленно поглаживая подбородок.
— Вот, значит, как далеко все зашло, — сказал он, когда Схееперс умолк. — Мы этого ждали. Но думали, что какой-нибудь чокнутый бур попытается сперва перерезать горло предателю де Клерку.
— Профессиональный киллер, — сказал Схееперс. — Без лица, без имени. Но возможно, он уже был замечен. Причем в связи с Яном Клейном. Вдруг ваши вороны сумеют кое-что разузнать. Возможно, киллер белый, а возможно, и черный. По моим сведениям, ему обещаны большие деньги. Миллион рандов, и даже больше.
— Пожалуй, его можно вычислить, — сказал Стив. — Ян Клейн всегда выбирает лучших. Если это южноафриканец, черный или белый, мы его отыщем.
— Отыщем и остановим, — сказал Схееперс. — Убьем. Мы должны действовать сообща.
— Нет, — сказал Стив. — Сегодня мы встретились. Первый и последний раз. Мы разойдемся в разные стороны, и в этом деле, и вообще. Иного нам не дано.
— Почему?
— У нас разные секреты. Все по-прежнему слишком ненадежно, слишком неопределенно. Мы избегаем договоренностей и соглашений, не вызванных крайней необходимостью. Не забывайте, мы противники. И война в нашей стране идет очень давно. Хотя вы не желаете этого понять.
— Мы смотрим на дело по-разному.
— Да. То-то и оно.
Разговор продолжался всего несколько минут, а Стив уже встал, и Схееперс понял, что пора уходить.
— Миранда остается. Через нее вы можете добраться до моего мира, — сказал Стив.
— Да. Верно. Покушение необходимо предотвратить.
— Согласен. Но мне кажется, это должны сделать вы. Все возможности по-прежнему в ваших руках. У меня нет ничего. Есть только эта лачуга. И Миранда. И Матильда. Представьте себе, что произойдет, если убийство состоится.
— Даже думать об этом не хочу.
Минуту-другую Стив молча смотрел на него. Потом, не прощаясь, шагнул к двери. Следом за ним Схееперс вышел на яркое солнце. Матильда молча повела его к машине. Снова он сидел на заднем сиденье, в колпаке. И впотьмах уже обдумывал, что скажет президенту де Клерку.
Президент де Клерк постоянно видел один и тот же сон — о термитах.
Будто он находится в доме, где и пол, и стены, и вся мебель поражены голодными термитами. Зачем он пришел в этот дом, он не знал. Меж половицами росла трава, стекла в окнах разбиты, и яростное жевание термитов отдавалось даже в собственном его теле — как зуд. Во сне он должен был написать важную речь, а времени было очень мало. Человек, который обычно писал ему речи, куда-то пропал, пришлось работать самому. А когда он начал писать, термиты повалили даже из ручки.
На этом месте он обычно просыпался. И в темноте думал, что, наверное, этот сон вещий. Наверное, все уже слишком поздно? Наверное, то, к чему он стремится, — спасти ЮАР от распада и одновременно по возможности сохранить влияние белых и апартеид, — уже идет слишком вразрез с позицией черных, терпению которых настал предел. Собственно, только Нельсон Мандела и сумел убедить его, что иного пути нет. Де Клерк зная: оба они опасаются одного и того же. Бесконтрольное насилие, неудержимый развал и хаос — благоприятная почва для жаждущего мести, жестокого военного переворота или для самоубийственных этнических столкновений.
Было 10 вечера, четверг, 21 мая. Де Клерк знал, что в приемной уже дожидается молодой прокурор Схееперс, но был пока не готов принять его. Он устал, голова раскалывалась от бесконечного множества проблем, которые он пытался разрешить. Он встал из-за стола, подошел к одному из больших окон. Иногда груз ответственности буквально парализовал его. Наверное, все это не по силам одному человеку. И временами его охватывало желание убежать, сделаться невидимым, уйти прямиком в буш и просто исчезнуть, раствориться в мираже. Но он сознавал, что не сделает этого. Бог, с которым ему все труднее было разговаривать и в которого он уже с трудом верил, все же как будто бы по-прежнему защищал его. Интересно, какой срок ему отмерен? Настроение у де Клерка постоянно менялось. Порой ему казалось, что времени уже сейчас в обрез, порой, что лет пять еще впереди. А именно время ему и нужно. Его великий план — как можно дальше оттянуть переход к новому обществу и успеть привлечь на свою сторону как можно больше черных избирателей — требовал времени. Но он прекрасно понимал, что Нельсон Мандела даст ему ровно столько времени, сколько необходимо на подготовку такого перехода, и не больше.
Во всем, что я делаю, присутствует некая фальшь, думал де Клерк. Ведь, собственно говоря, и сам я желаю несбыточного — чтобы моя страна никогда не изменилась. Разница между мной и безумным фанатиком, который хочет силой защитить эту неизменность, очень мала.
ЮАР задержалась в развитии. Происходящему сейчас следовало произойти много лет назад. Но пути истории не прямолинейны.
Он вернулся к столу, позвонил в колокольчик. Секунду спустя в кабинет вошел Схееперс. Де Клерк уже оценил его энергичность и тщательность, отдавая себе отчет и в некоторой наивной простодушности, свойственной молодому сотруднику прокуратуры. Хотя этот молодой бур должен понять, что под мягким песком прячутся острые скалы.
Прикрыв глаза, президент слушал доклад Схееперса. Слова вторгались в сознание, громоздились одно на другое. Когда Схееперс умолк, де Клерк испытующе посмотрел на него:
— Полагаю, все, что я услышал, чистая правда.
— Да. Вне всякого сомнения.
— В самом деле?
