сверхурочно в ответ на терпимость музея к его физическим недостаткам.
— Вы платите мне за сделанную работу, а не за проведенное время, — однажды заметил он.
Де Вриз улыбнулся, похоже решив, что Хасану просто нечем занять себя по ночам.
Совсем даже наоборот. Хасан работал допоздна. Каждый секретный документ, извлеченный из мусорного пакета, копировался и в виде письма отправлялся Малуке с одного из компьютеров, входил в которые Хасан через тайный пароль. По завершении секретной акции каждый документ или фотография возвращались на свое место или уничтожались. Это были долгие дни, и еще более долгие ночи, однако поощряющие улыбки Малуки придавали им смысл.
Затем все в мгновение ока переменилось. В один из обычнейших вечеров. Хасан занимался тем, что отправлял Малуке комментарий к каким-то выдержкам из древних текстов. Он сидел за компьютером де Вриза и вдруг заметил, что тому пришло новое послание от Ладлоу. Поскольку профессор неодобрительно относился к решению хранить самые интригующие древние документы, найденные близ Мертвого моря, подальше от публики, то его корреспонденция не относилась к той информации, которую Малука рекомендовал Хасану отслеживать.
Однако в ту ночь высветившийся e-mail Ладлоу заставил Хасана оторваться от своего занятия. Поддавшись импульсу, он открыл письмо. В окошке с надписью «тема» разъяснений по содержанию сообщения не имелось, но Хасан все-таки перенаправил письмо Малуке.
В последующие три месяца Малука понял, что хранящийся у Ладлоу и относящийся к одиннадцатому веку дневник является именно тем документом, который может привести его к артефакту наиболее ценному и наиболее развенчивающему все мифы об Иисусе, чем любые другие послания, сокрытые в свитках Мертвого моря.
Цена этой информации была значительна. Две смерти среди ведущих сотрудников музея Израиля, которые полиция не связала между собой и отнесла соответственно к случайному нападению и неблагоприятному стечению обстоятельств, вкупе с временным сбоем всей базы данных того же музея. Последнее не было запланировано Малукой. Просто однажды он внедрился в охранные файлы системы, заставив их выверенный механизм замедлить работу по отсечению охраняемой информации. Малуке хватило времени, чтобы забраться достаточно глубоко и скачать все, что ему было нужно, а затем, за несколько минут до отключения, он смог ознакомиться с блестящей работой блокирующей программы, которая уничтожила брешь вместе с малейшими надеждами когда-либо еще раз подступиться ко всем e-mail музея.
— Но как же с моей работой? — несколько разочарованно спросил Хасан. — Неужели придется все бросить?
— Я пришел к выводу, что настроения общества более переменчивы, чем мне казалось. Тайна, которую хранили на протяжении шестидесяти лет, не представляет теперь интереса, — объяснил Малука. — Кое-кто пытался в девяностые сорвать завесу с секретов Ватикана, но люди быстро к этому охладели. Я же, с могуществом видеостудии «Мусульмане во имя истины» за плечами, полагал, что смогу побудить общественность затребовать истину, но в последнее время стал в этом сомневаться.
— С другой стороны, — продолжал Малука, — имеет место сговор. И если мы сможем раздобыть свиток, связанный с дневником, а он, в свою очередь, как полагает Ладлоу, и впрямь относится ко времени Иисуса, все взгляды устремятся на нас. Это, дружище, дар самого Аллаха. Открытие настолько потрясающее, что никто не сможет что-либо в нем отрицать. И что важнее всего, им можно овладеть, прежде чем христиане-неверные сумеют снова прибрать все к рукам и припрятать.
Хасан был во власти сомнений.
— Но Ладлоу с де Вризом, обнаружив свиток, вряд ли захотят спрятать его, — возразил Хасан. — Почему бы нам не дать им возможность отыскать его и явить миру?
— Как это сделали другие до них со свитками Мертвого моря? — многозначительно спросил Малука. — Нет, де Вриз всего лишь нищий ученый в мире очень богатых людей. Среди них легко сыщутся и такие, которые, не моргнув глазом, выпишут ему чек на сумму, в десятки раз превышающую его годовой доход. Он ожесточился, стал алчным и во всем ищет теперь свою выгоду, а новый свиток рассматривает как потенциальный источник богатства.
— Однако Ладлоу… — прервал его Хасан.
— Да, Ладлоу этот свиток интересует как еще один путь к постижению истины. Он человек честный, но слабый. Плохое сочетание. Если они отыщут свиток, то де Вриз продаст его тому, кто даст наибольшую цену. Ладлоу не станет в это вмешиваться.
Хасан колебался. Он знал, что лучше не спорить с наставником. И все же боязнь составить в корне ошибочное суждение позволила ему заявить:
— Но ведь, занимаясь свитком третьей пещеры, они действовали заодно. И оба принесли пользу, доставив его сюда, где весь мир может с ним ознакомиться. Разве они не поступят так же и с новым свитком, попади он к ним в руки?
Малука покачал головой:
— Ладлоу — да. Де Вриз — никогда. Когда они еще только сговаривались, каким образом выудить интересующий их документ из музея Аммана, у де Вриза было лишь одно на уме. Добраться до какой-нибудь подсказки, уточняющей, где зарыты сокровища, описанные в свитке третьей пещеры.
— Сокровища, которые никто еще не обнаружил, — задумчиво проговорил Хасан.
— Точно. Если де Вриз сочтет, что сокрытие нового артефакта принесет ему пользу или богатство, то он надежно припрячет его.
Хасан мучительно долго обдумывал слова шефа.
«Если все, что говорит Малука, правда, на что же тогда способен пойти де Вриз, чтобы заполучить желаемый документ?»
ГЛАВА 10
Доктор Антон де Вриз взглянул на строку вызовов в своем мобильнике. Только этого ему сейчас не хватало, звонка от Натана Маккалума, исполнительного директора организации «Белые американцы — спасители христианства» (БАСХ). Де Вриз порылся в памяти, стараясь восстановить в ней всю ложь, которой он пичкал того как в прошлом, так и в настоящем.
Тон Маккалума отдавал теплотой и сочувствием, чуть ли даже не искренними.
— Я только что узнал о Ладлоу, — начал Маккалум. — Какая трагедия! Соболезную и скорблю.
Ожидалось, что Маккалум, прочитав отчет о жестоком убийстве Ладлоу в Интернете, отреагирует вполне предсказуемо. Например, выразит неудовольствие по поводу того, что де Вриз не проинформировал его о произошедшем немедленно. Или потребует завершить перевод последних частей дневника в более сжатые сроки. Или напомнит де Вризу, как много ему платят, чтобы все шло по плану. Соболезнования без всякого упоминания о дневнике в эту схему не укладывались, что было весьма подозрительно.
Ладлоу еще работал в штате музея, когда Маккалум впервые связался с де Вризом. Более шести лет назад. Первый звонок Маккалума был совершенно невинным. Речь шла о безвозмездных денежных взносах.
— Мои бухгалтеры говорят, что я могу воспользоваться лазейкой в налоговом уложении, — сказал Маккалум. — Пожертвования ради единения всех христиан, во-первых, ослабят давление негатива, которому в наши дни подвергаются в Штатах евангелисты, а во-вторых, пойдут на пользу имиджу БАСХ.
БАСХ, как организация, не являлась чем-то вроде типичного евангелистского братства. Поднявшись из глубин Ку-клукс-клана, она нашла благодатную почву в финансовом мире двадцать первого века. Взобравшись на самую вершину, Маккалум, внук основателя, с помощью Библии быстро добился возможности пожимать руку сильным мира сего. Огромные деньги, которые стояли за ним и его
