израильских племен.
Для них большее число станет кощунством. Он не согласен, но он позволил им этот каприз.
— В своем роде они неплохие люди, — сказал Иешуа, — однако они не настолько разумны, образованны и, возможно, не настолько возвышенны по сравнению с тобой.
На рассвете в голову Иешуа пришла идея, и был составлен план. Он введет Миху в круг не в качестве еще одного апостола, а как писца, одного из тех, кто станет записывать их каждодневные деяния для потомков или же, если потребуется, для защиты перед трибуналом.
— Мы скажем, что ты будешь вести хронику моей жизни для будущих поколений, которым, скорее всего, захочется знать все детали, — объявил Иешуа, сделав рукой широкий жест, после чего повалился на спину от смеха, вызванного абсурдностью этого заявления. — Или же, по крайней мере, твои записи смогут засвидетельствовать мою невиновность, если мне все-таки придется оставить сей мир менее благородным образом, — закончил он, подняв свою чашу с вином. — Однако должен предупредить тебя, — произнес Иешуа уже более серьезным тоном. — Несмотря на то что им придется принять тебя в качестве моего писца, они постараются осложнить тебе жизнь. Боюсь, тебе снова придется стать отверженным.
— Я стану полагаться на тебя и на себя самого, — заверил Миха Иешуа. — Я прибыл сюда в надежде, что меня с радостью встретят в доме отца. Вместо этого я обрел его в доме Господа. Я не искал бы ничего лучше, только бы быть причисленным к твоим апостолам. Однако раз уж фортуна приказывает мне быть писцом, я тем не менее буду считать, что мне посчастливилось.
ГЛАВА 44
Он был слишком высоким и широким в плечах для сирийца. Седые волосы, торчавшие во все стороны, огромный нос, глубоко посаженные карие глаза и темная кожа — все вместе придавало ему вид огромного старого орла.
Сарками провел Гила с Сабби по заднему ходу между домами, соединявшему на своем протяжении небольшие ухоженные дворики. Белый штакетник заборов отмечал границы между владениями; аккуратно выстроившиеся, чистенькие контейнеры для мусора решительно поджидали загрузки.
Для Гила короткая прогулка от такси до дома Сарками была не слишком приятной. Ни Сабби, ни Сарками не обменялись ни словом. Казалось, они в них не нуждались.
Гил тоже хранил молчание, хотя ему было неловко. Он чувствовал себя чужаком, волей-неволей ставшим свидетелем проявлений бессловесно-интимного единения не обращавшей на него внимания пары, и дорого дал бы, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте. В любом другом.
Сарками нес один магазинный пакет, Сабби несла второй. Гил шел следом за ними, поневоле заинтригованный выражением полного удовлетворения на лице Сабби. Это была иная Сабби, женщина совсем из другой жизни, такой ее Гил еще не знал, но хотел бы узнать. Чудно похорошевшая, она то и дело заглядывала в глаза Сарками. Они держались за руки и шли в ногу.
В груди Гила поднималась злость, его лицо пылало. На что он, собственно, так разозлился? Он не имел на нее никаких прав. И тем не менее не собирался спокойно смотреть, как она крутит любовь с этим малым.
Четыре ригельных замка запирали задний вход в крошечный домик Сарками; слишком серьезная защита для такого непритязательного жилища. Однако то, что Гил увидел за синевато-зеленой дверью, удивило его.
Простая планировка квартирки не слишком отличалась от планировки его собственного жилья. Консервативная, простая, практичная мебель занимала минимум пространства. Все остальное служило единственному: работе.
Там, где Гил установил бы компьютеры и мониторы, располагались два протяженных стола с писчебумажными принадлежностями и верстак с тисками, резаками, ножницами и прочими инструментами для гравировки. В углу на изгибе одной из столешниц имелось неприметное поначалу, но хорошо расчищенное местечко, застеленное тонкой белой тканью, на которой были аккуратно разложены несколько небольших обрывков пергамента, пара каких-то свитков и более дюжины медных полос, ничем не отличающихся от полос свитка третьей пещеры, которые Сабби показывала Гилу в музее. Книги, пыль, клочки бумаги, бруски металла и черновые эскизы наличествовали везде и в избытке, но не в пределах рабочего пятачка. Домом Сарками была мастерская, и Гил прекрасно его понимал.
Сарками, по-прежнему его игнорируя, обратился к Сабби.
— Это было ужасно? — спросил он.
Сабби кивнула.
— Он узнал тебя?
Она кивнула снова.
— Они оставили его медленно умирать, повернув лицом к телу Сары.
— Он что-нибудь говорил?
— Сказал, что ему очень жаль, — ответила она и судорожно вздохнула.
Сарками поднял бровь.
— Жаль чего? Он ведь не отдал им дневник.
— Не отдал. Просто он выразил сожаление, что все так обернулось.
Сарками опечаленно покачал головой.
— Жертвы часто винят себя в случившемся, ты же знаешь, — мягко произнесла Сабби, слегка пожав плечами. — Даже если у них не имелось ни малейший возможности повлиять на исход ситуации. Один очень мудрый человек когда-то пытался мне это втолковать, — добавила она, выразительно взглянув на благородные черты своего собеседника.
Она на мгновение прикрыла глаза, затем заговорила опять:
— Еще он сказал, что хотел бы быть дома, когда все это началось. Я пообещала ему довести до конца наше дело. Он улыбнулся и сказал, что лучше бы вообще подождать с этим какое-то время. После чего велел мне забрать все из сейфа в духовке и убираться к чертовой матери.
— Никаких проблем с дневником? — спросил Сарками.
— Никаких. Он был в тайнике вместе с паспортом, который ты сделал для Гила. Кто бы ни были его убийцы, они так и не поняли, что тайник находился в двух шагах от них. — Она подавила рыдание.
— Что-нибудь еще? — спросил Сарками.
Сабби кивнула.
— Рядом с дневником обнаружилось несколько тысяч фунтов в дорожных чеках. Сверху лежала записка: «Возьми их. Тебе они пригодятся». — Ее голос прервался. — Учитывая размер его жалованья, должно быть, понадобились годы лишений, чтобы… чтобы скопить эту сумму.
И она шагнула в раскрытые объятия Сарками.
Гил наблюдал за ней в изумлении. Он и не думал, что эта самодостаточная гордячка способна испытывать такие чувства. К бедняге Ладлоу или к кому-то еще.
Сабби высморкалась в носовой платок, подсунутый ей Сарками, и продолжила:
— Я должна была сразу сообразить, что это работа подручных Маккалума. Почерк БАСХ был виден во всем, даже в том, что они оставили Сару в живых до прихода Ладлоу. Уже всю… всю…
Ею вновь овладели рыдания, и Сарками опять обнял ее.
Она выпрямилась, отерла слезы. До того дня, пока Маккалум не появился в музее, ей не казалось, что он в игре. Маккалум прекратил связываться с де Вризом через e-mail. Иначе ей удалось бы проведать об их альянсе раньше.
— Есть и еще кое-что, — добавила она. — И это только усугубляет все. Ладлоу был нужен не только Маккалуму. Уходя от него, я заметила двоих мужчин, отиравшихся возле дома, определенно не из БАСХ. Один верзила, второй маленький, темный, на щеке вроде бы шрам, но не могу сказать это с уверенностью.
