включать его.
— Теперь нам остается лишь ждать, — добавила Сабби.
Гил подавил порыв подойти к окну и как следует осмотреть улицу, неважно, со светом или без света. Он сел на кровать напротив Сабби.
Похоже, ночь обещала быть долгой.
Сабби уселась на свой край большой двуспальной кровати, скинула туфли и принялась массировать ступни.
— Ты когда-нибудь играл в шахматы?
«Не предлагает же она сыграть в шахматы, чтобы скоротать время!»
Гил кивнул.
— Значит, знаком с рокировкой?
Рокировка являлась весьма действенным и наиболее шоковым приемом в стратегии шахматного сражения. Она состояла в мгновенном перемещении короля с его обычной позиции в центре доски в защищенный угол. Один ход — и все тщательно разрабатываемые планы противника терпят крах. Гил цепко держал это в уме. В нужный момент всегда неплохо рокироваться.
— На деле теперь рокируемся вовсе не мы, — заявила Сабби. — Маккалум уже не единственный король на шахматном поле.
Когда какое-то время назад Сарками увел ее в другую комнату своего домика, он имел на то веские основания. И она посвятила Гила в детали.
Сарками сказал ей, что одним из двоих мужчин, замеченных ею возле квартиры Ладлоу, был Абдул Малука, глава видеостудии «Мусульмане во имя истины», а вторым — его телохранитель, наемный убийца Айжаз.
— Они сирийцы, — сообщил ей Сарками.
— Соотечественники! — воскликнула Сабби.
Она понимала, какими крепкими могли быть узы такого рода.
— Нет, Малука родился в Сирии, как и я, но он не мой соотечественник, — ответил Сарками. — Малука стремится явить миру послание, которое несет свиток, но только если оно послужит его целям. В противном случае он уничтожит его. Он мне не соотечественник, — повторил Сарками.
— Они не слишком отличаются один от другого, Малука и Маккалум, — сказала Сабби.
Она повернулась к Гилу.
— Тот, кто застал нас врасплох в монастыре, не показался тебе знакомым? — спросила она.
Гил попытался припомнить. Морщинистое лицо, искривленное тело. Да, таков был уборщик музея, но, как и многие прочие, Гил не обращал на него никакого внимания. Сабби сразу же опознала его, но она понятия не имела, что он шпионил в пользу Малуки, а возможно, и убивал.
— И наверняка есть что-то еще, — заявила Сабби. — Что-то, что мы упускаем.
Сарками тоже с этим согласен, сказала она. Кусочки головоломки не складываются, как должны бы. Головорезы Маккалума и Малука со своим киллером появились у квартиры Ладлоу примерно в одно и то же время и, очевидно, с одним и тем же намерением. Человек Маккалума, засекший их в ресторане, и Малука со своими людьми прибыли в Уэймут почти одновременно. Это не могло быть случайностью. И куда делся де Вриз? Что-то не сходится, и этот пробел весьма смахивает на рокировку.
Поэтому лучше всего сейчас держать и свиток, и человека, который способен перевести его, в разных местах. По крайней мере, какое-то время. Кроме того, сказала Сабби, в тексте свитка имеется нечто большее, чем то, что усваивается при беглом его прочтении.
— Взять, например, сцену в Гефсимании, — сказала она. — Помнишь, где Иешуа разговаривает с Михой как раз перед появлением римских стражников, пришедших арестовать его? Что тебе в ней кажется странным?
Единственное, что засело у него в голове, это как Миха отдает Иешуа свою накидку, а сам остается в одном синдоне, то есть в том, что Сабби классифицировала как набедренную повязку.
Подробность и впрямь довольно странная, чтобы пересылать ее через десятки веков.
— Правильно, — воскликнула она. — В том-то и дело. Зачем бы Михе включать это в текст?
— Может, для того, чтобы подчеркнуть, что он в результате отморозил себе задницу? — предположил со смехом Гил.
Она не улыбнулась. Каждое слово, которое Миха награвировал на медных листах, требовало времени и драгоценного кусочка площади для его размещения. Эта подробность, должно быть, имела огромнейшее значение, иначе Миха не привел бы ее в своем тексте. На Гила, казалось, это не произвело впечатления.
— Ты не улавливаешь, — разочарованно сказала Сабби. — Послушай, ведь эта сцена и есть непреложное доказательство подлинности документа. То самое, что мы так долго искали и за что Ладлоу отдал свою… Подожди, — в возбуждении воскликнула она, — я знаю, как объяснить, чтобы ты понял. Эта сцена — знак Михи нам. Как те знаки, которые оставлял нам Элиас на спрятанном за обложкой обрывке страницы. Она говорит: «Здесь есть нечто важное, что я должен сказать. Ищи здесь подсказку».
Подсказку, похоже, весьма необычную.
— В отрывке, где римляне уводят Иешуа, Миха представляется нам, — продолжала Сабби. — Говорит, кто он и что он. А евангелисты Марк и Иоанн подтверждают его слова. Они оба упоминают об ученике, который был в Гефсиманском саду после последней вечери. На нем была только набедренная повязка, и этого ученика, я цитирую, «Иисус любил». В своем евангелии Иоанн даже говорит, что он возлежал рядом с Иисусом во время последней вечери. Точно так же и Миха описывает свое положение во время седера. По словам Иоанна, этот возлюбленный ученик спрашивал Иисуса: «Кто же тот, кто предаст тебя?»
— Дошло до тебя? — не отступалась она. — Сцены, которые Миха описывает в своем свитке, совпадают с теми, какие описывают Марк с Иоанном. И это позволяет нам заключить, что возлюбленный ученик, упомянутый ими, есть Миха.
— Наш Миха?
— Наш Миха, — сказала Сабби. — Для апостолов Миха был учеником, которого Иисус любил больше остальных, но всего лишь учеником. Для Иисуса он был апостолом, его тринадцатым апостолом.
Слова, которые Миха занес в свою хронику, были словами самого Иисуса, оттиснутыми в меди навечно рукой того, кто более всех был любим Им. Они обнаружили самый важный документ в истории человечества. Что даже невозможно представить себе, а уж тем более позволить, чтобы он попал не в те руки.
— Пока текст свитка подтверждает все, что евангелисты говорят о взрослых годах Иисуса, — медленно проговорила Сабби. — Это именно то, что Маккалум и его организация будут рады предъявить миру, а Малука с его видеостудией «Мусульмане во имя истины» захотят похоронить навсегда. Оба сделали ставку, и она огромна.
Но никто не знает, что откроется в оставшейся части свитка, вот в чем проблема. Пока еще сокрытая от нас информация может либо подтвердить свидетельства евангелистов, либо вступить с ними в противоречие. Она также может обнажить совершенно новую истину, о которой никто никогда и не помышлял, способную пошатнуть основы самого христианства.
— Тогда все переменится, — произнес Гил со спокойствием, какого на деле в нем не было ни на йоту. — Малука захочет обнародовать документ, чтобы показать всему миру, что христианство насквозь фальшиво.
— А Маккалум возжаждет уничтожить все следы существования свитка, — присовокупила Сабби.
— Слышала когда-нибудь выражение «держать тигра за хвост»? — спросил Гил. — Это значит, что у нас в руках нечто большее, чем даже нам сейчас представляется, и нам остается только надеяться, что оно внезапно не повернется и не набросится на нас. Более того, думаю, что мы держим по тигру в каждой руке, — заключил он.
— А может, и больше, — задумчиво добавила Сабби.
ГЛАВА 47
