И железными руками Волны в пропастях замкнул. Часто, часто осаждали Мы тебя с полком валов И позорно отступали От гранитных берегов! Но теперь за все обиды Бич отмщает Немезиды. С ветрами идут юноши, погубленные Петербургом, которых этот демон истребил порохом, кинжалом, ядом. За ними солдаты, принесенные в жертву империализму.
О геенна! Град разврата! Сколько крови ты испил! Сколько царств и сколько злата В диком чреве поглотил! Изрекли уж Евмениды[228] Приговор свой роковой, И секира Немезиды Поднята уж над тобой. И погибающее в волнах население присоединяется к этим проклятиям, отрекаясь от родного города.
Не за наши, за твои Бог карает нас грехи… … Ты в трех лицах темный бес, Ты война, зараза, голод. И кометы вековой Хвост виется над тобой, Навевая смертный холод. Очи в кровь потоплены, Как затмение луны! Погибаем, погибаем, И тебя мы проклинаем, Анафема! Анафема! Анафема![229] И небо гремит с высоты: И ныне, и присно, и во веки веков!
Последний прилив моря — город исчезает. Являются все народы, прошедшие, настоящие и будущие, и поклоняются Немезиде.
Таково содержание поэмы «Торжество смерти».
В образе Петербурга проклятию предается весь период русского империализма, символом которого была Северная Пальмира.[230]
* * * Поэт Мих. Димитриев тему гибели Петербурга разработал в образе затонувшего города. В стихотворении «Подводный город» он как бы создает третью часть картины Пушкинского Петербурга. «Из тьмы веков, из топи блат вознесся пышно, горделиво» и вновь исчезает, погребенный морскими волнами. Болото — город — море.
Море ропщет, море стонет! Чуть поднимется волна, Чуть пологий берег тронет, С стоном прочь бежит она! Море плачет, брег песчаный Одинок, печален, дик; Небо тускло, сквозь туманы Всходит бледен солнца лик…[231] Все говорит здесь о печали. Все пустынно, дико, тускло. Вновь, как много лет тому назад, «печальный пасынок природы» спускает свою ветхую лодку на воды. Но пустынный край теперь полон жути. Мальчика- рыбака, молча глядящего в «дальний мрак», «взяла тоска»; он спрашивает у старого рыбака, о чем «море стонет». Старик указывает на шпиль, торчащий из воды, к которому они прикрепляли лодку:
Тут был город, всем привольный И над всеми господин; Ныне шпиль от колокольни Виден из моря один. Город, слышно, был богатый И нарядный, как жених, Да себе копил он злато, А с сумой пускал других! Богатырь его построил; Топь костьми он забутил, Только с богом как ни спорил, Бог его перемудрил! В наше море в стары годы, Говорят, текла река, И сперла гранитом воды Богатырская рука! Но подула буря с моря, И назад пошла их рать, Волн морских не переспоря, Человеку вымещать! Все за то, что прочих братий Брат богатый позабыл, Ни молитв, ни их проклятий Он не слушал, ел да пил.
