Тысяча И Одна Ночь

познал, согласный»

И когда Камар-аз-Заман услышал эти слова, свет сменился мраком пред лицом его, и он воскликнул: «О царь, у тебя найдутся такие женщины и прекрасные девушки, подобных которым не найти в наше время. Не удовлетворишься ли ты ими вместо меня; обратись, к кому хочешь, и оставь меня».

«Твои слова правильны, – отвечала Будур, – но не утолить с женщинами боли мучения от любви к тебе. Испорченная натура повинуется недобрым советам. Оставь же препирательство и послушай слова сказавшего:

Не видишь: вот рынок и рядами плоды лежат,
И фиги берет один, другой – сикоморы.

А вот слова другого:

О ты, чей ножной браслет молчит и звенит кушак:
Доволен один, другой – о бедности сетует,
Ты ждёшь, что утешусь я, глупец, красотой её,
Но, быв прежде праведным, неверным не буду я,
Пушком я клянусь тебе, что кудри смутят её, —
С невинной красавицей тебя не забуду я!

А вот слова другого:

О красавец, любовь к тебе – моя вера,
Из всех толков избрал её я охотно,
Для тебя я покинул всех ныне женщин,
И монахом теперь меня все считают.

И слова другого:

Не равняй ты юнцов и жён и не слушай
Доносящих, что скажут всем: «Это мерзость!»
Меж женою, чьи ноги лик мой целуют,
И юнцом, что целует землю, – различье.

А вот слова другого:

Я жертва твоя! Тебя я избрал нарочно, —
Ведь кровь ты не льёшь, яиц никогда не носишь,
А если бы мы желали любить красавиц,
Для наших детей стал тесен бы край обширный.

И слова другого:

Она говорила мне, жеманясь и гневаясь.
Когда позвала меня за тем, что не вышло:
«Когда не полюбишь ты, как должен жену любить,
Смотри, не брани меня, коль станешь рогатым».

И слова другого:

Она молвила, когда я познать не хотел её:
«О ты глупец, о глупый до предела.
Не согласен ты, чтоб перед мой был тебе кыблою [245], —
Повернусь к тебе другой кыблою, угодной».

И слова другого:

И прямого пути из мрака заблуждения.
Прекрасно и отлично выразился сказавший:
«Кой в чем заподозрили нас люди, упорствуя своём подозрении душою и сердцем.
Иди, подтвердим их мысль, чтоб снять с них тяжёлый грех,
Один только раз – потом мы каяться будем».

И затем она дала ему заверения и обещания и поклялась ему необходимо-сущим, что такое дело случится у неё ним один только раз во все время и что любовь к нему привела её к смерти и потере. И Камар-аз-Заман пошёл с нею с этим условием в уединённое место, чтобы погасить огни её страсти, а сам говорил: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Это предопределено славным, премудрым!»

А затем он распустил шальвары в крайнем смущении, и глаза его текли от сильного волнения. А Будур улыбнулась и ввела его с собою на ложе и сказала: «После сегодняшней ночи ты не увидишь порицаемого».

И она склонилась к нему, целуя и обнимая и сплетая ногу с ногою, и сказала: «Положи руку мне между бёдрами к тому, что тебе известно». И Камар-аз-Заман заплакал и сказал: «Я не умею ничего такого!» – а Будур воскликнула: «Ради моей жизни, сделай то, что я тебе велела!»

И Камар-аз-Заман протянул руку (а душа его вздыхала) и увидел, что её бедра мягче сливочного масла и нежнее шелка, и он ощутил наслаждение, касаясь их, и стал водить рукою во все стороны, пока не достиг купола, многоблагословенного и подвижного. И тогда он подумал:

«Может быть, этот царь двуполый и он не мужчина и не женщина?» – и сказал: «О царь, я не нахожу у тебя того, что есть у мужчин. Что же побудило тебя к таким поступкам?»

И царица Будур так засмеялась, что упала навзничь, и воскликнула: «О мой любимый, как ты скоро забыл ночи, которые мы провели вместе». И она дала ему узнать себя, и Камар-аз-Заман узнал, что это его жена, царевна Будур, дочь царя аль-Гайюра, владыки островов и морей. И он обнял её, и она обняла его, и поцеловал её, и она поцеловала его, и они легли на ложе сближения и говорили друг другу такие стихи:

«И звала его я к сближению, шею гибкую
Изогнув к нему, чьи изгибы непрерывны,
И поила твёрдость души его её мягкостью.
И он просьбе внял, хоть отказывал упорно,
Побоялся он, чтоб хулители его видели,
Когда явится он в кольчуге им блестящей,
Бока сетуют на бедро его, нагрузившее,
Когда ходит он, его ногу, как верблюда.
Повязался он мечом режущим очей своих,
И кольчугу он на себя надел из мрака.
Аромат его шлёт благую весть, что явился он,
И бегу к нему, точно птица я из клетки.
И ланиты я подостлал в пути для подошв его,
И сурьмою праха он вылечит мне око»
Привязал я стяг обладания, обнимаясь с ним,
Непокорной я развязал узлы удачи.
И устроил праздник, и ответил мне на призыв мой
Лишь восторг один, от седых забот свободный.
И усеял месяц как звёздами уста его —
Пузырьками вин, что на лике влаги пляшут.
И в михрабе[246] я наслаждения пребывал всегда
Подле той, чей дар вернёт к истине ослушных,
Поклянусь чудом «Рассвета» я на лице её:
Суру «Преданность»[247] не забуду я вовеки!»

Потом царица Будур рассказала Камар-аз-Заману обо всем, что с нею случилось, от начала до конца, и он тоже рассказал ей обо всем, что с ним случилось. А после этого он перешёл к упрёкам и спросил её: «Что побудило тебя к тому, что ты сделала со мной сегодня ночью?» – а она отвечала: «Не взыщи с меня: я хотела лишь пошутить и увеличить веселье и удовольствие».

Когда же настало утро и засияло светом и заблистало, царица Будур послала к царю Арманусу, отцу царевны Хаят-ан-Нуфус, и рассказала ему об истине и о том, что она жена Камар-аз-Замана. Она рассказала ему свою историю и поведала о причине их разлуки и сообщила царю, что его дочь Хаят-ан-Нуфус девственна, как была. И когда царь Арманус, владыка Эбеновых островов, услышал историю царицы Будур, дочери царя аль-Гайюра, он изумился до крайней степени и приказал записать её золотыми чернилами. А затем он обратился к Камар-аз-Заману и спросил его: «О царевич, не хочешь ли ты стать моим зятем и жениться на моей дочери Хаят-ан-Нуфус?» И Камар-аз-Заман ответил: «Я посоветуюсь с царицей Будур: у неё надо мной неограниченное преимущество».

И когда он спросил у неё совета, Будур сказала: «Прекрасен этот план! Женись на ней, а я буду её служанкой, так как она оказала мне услугу, благодеяние, добро и милость, – тем более что мы в её жилище и нас засыпали милости её отца».

И, увидав, что царица Будур склонна к этому и у неё нет ревности к Хаят-ан-Нуфус, Камар-аз-Заман уговорился с ней об этом деле…»