1837 года, — мог ли он не видеть никого из писателей? Нет! Это просто еще не исследовано: поверить в это нельзя!
Вспомним: именно в 1836 году, когда Чавчавадзе находится в Петербурге, Пушкин печатает в «Современнике» свое «Путешествие в Арзрум». А в предисловии к нему упоминается генерал Чавчавадзе. II вот мы должны уверить себя, что за три года Чавчавадзе ни разу не встретился в Петербурге с Пушкиным. Даже если бы они были незнакомы между собою, три года — очень значительный срок. Но ведь имеются веские основания считать, что они и прежде были знакомы. Они могли и должны были встретиться в 1829 году, когда Пушкин, совершая путешествие в Арзрум, на две недели останавливался в Тифлисе и, как он пишет, «познакомился с тамошним обществом».
Пушкин не называет имен, но мы-то знаем, кто был виднейшим лицом в тогдашнем тифлисском обществе!
А. Г. Чавчавадзе.
На обратном пути Пушкин снова останавливался в Тифлисе. И его приглашали в гости наперебой. «Здесь остался я несколько дней, — пишет Пушкин, — в любезном и веселом обществе. Несколько вечеров провел я в садах, при звуке музыки и песен грузинских».
Это было две недели спустя после похорон Грибоедова. И Чавчавадзе в те дни находился в Тифлисе. Это уж нам точно известно. Правда, тогда над его домом тяготел траур, но именно потому Пушкину, хорошему знакомому Грибоедова, надлежало нанести визит его вдове и его тестю и выразить им сочувствие. Если бы он даже и не был с ними знаком — этого требовало уважение к грузинским обычаям и дружеские чувства к убитому. Это соображение высказал наш великолепный поэт — покойный Г. Н. Леонидзе. Пушкин восхищался умом Грибоедова, писал о нем как о человеке необыкновенном и выдающемся деятеле государственном. Имя его Пушкин ставил среди первых поэтов.
Тифлис в ту пору — маленький город, если сравнивать его с современным: около двадцати тысяч жителей. Известно, что Пушкин в Тифлисе обедал у Прасковьи Николаевны Ахвердовой, ближайшего друга этой семьи. Чавчавадзе жили вместе с ней в ее доме в продолжение пятнадцати лет. Это она воспитала Нину, сосватала ее с Грибоедовым. Сопоставляя все эти данные, думаешь: Пушкин должен был познакомиться с Чавчавадзе, даже если бы раньше и не был знаком! Но ведь они могли встречаться и раньше — еще в ту пору, когда Пушкин учился в Царскосельском лицее, а Чавчавадзе служил в царскосельских гусарах вместе с П. Я. Чаадаевым, П. П. Кавериным, к которым Пушкин убегал, чтобы провести время в пылких беседах. Чавчавадзе перевел на грузинский язык пушкинские стихи — «Цветок», «Пробуждение», «Анчар», «Обвал», вступление к «Медному всаднику»… Нет. Просто еще не найдены прямые доказательства знакомства Чавчавадзе с Пушкиным! Но ведь и не все еще обнаружено, не все исследовано, прочтено — мемуары и письма людей того времени, которые могли знать поэтов. Нашлись же записки Василия Завелейского. И другие найдутся! Уверен! Сколько в одних государственных наших архивах лежит еще не прочитанных писем — тысячи, десятки тысяч и сотни, а изучена лишь малая часть… А сколько существует семейных архивов, неизученных воспоминаний и дневников!..
Кстати: в то самое время, когда в Петербурге живет Чавчавадзе, туда чуть не каждый день приезжает из Царского Села Лермонтов. Лермонтов бывает у своей тетки Прасковьи Николаевны Ахвердовой. В 1830 году она переехала в Петербург (это стало понятно, когда я попал в Актюбинск и нашлось неизвестное лермонтовское письмо). На петербургский адрес Ахвердовой поступают из Тифлиса письма для Чавчавадзе. Лермонтов в 1836 году собирался с бабушкой поселиться в ее петербургской квартире. Как утверждать после этого, что Чавчавадзе в Петербурге не мог встретиться с Пушкиным, с Лермонтовым? Можно ли нам успокоиться и отказаться от поисков? Разумеется, нет! Но…
Выдержки из дневника Василия Завелейского кончились. И на этом должен сегодня окончиться наш рассказ!
НОВЫЙ ПОИСК. ШВЕЙЦАРИЯ
Для того чтобы рассказать, зачем я поехал в Швейцарию, придется начать издалека.
Вы знаете: в 90-х годах прошлого века идеологи либерального народничества, любившие называть себя друзьями народа, печатали в «Русском богатстве» одну за другой статьи, в которых искажали учение Маркса, в неверном свете представляли взгляды русской социал-демократии.
И вот приехавший из Самары двадцатитрехлетний Владимир Ильич Ульянов, войдя в один из петербургских марксистских кружков и вскоре став признанным руководителем петербургских марксистов, проанализировал серию статей народников Михайловского, Кривенко и Южакова, стал развивать положения, о которых уже докладывал в самарском кружке, и в 1894 году написал глубочайший труд, где подверг резкой критике народников, всю совокупность их идейных и экономических взглядов. Вы знаете эту ленинскую работу. Она называется «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал- демократов?» Ленин показал в этом труде, что будущее России принадлежит рабочему классу, и впервые провозгласил неизбежность в России победоносной коммунистической революции.
Работа состояла из трех частей: в первой Ленин выступал с критикой статей Михайловского, вторая часть заключала полемику с Южаковым, третья опровергала писания Кривенко.
Решено было распространить этот труд. Но как? За дело взялся студент Петербургского технологического института Алексей Александрович Ганшин вместе со своими московскими друзьями и родственниками — студентами Масленниковыми. Ленин передал Ганшину рукопись. Ее перепечатали на машинке, — изготовили из нее три тетрадки в половину писчего листа. А затем размножили этот машинописный текст на автокопиисте или мимеографе. Работа осуществлялась во Владимирской губернии, в имении отца Ганшина — Горках (ныне это Ярославская область), а позже — в Москве. Но изготовлены были тогда только два выпуска, содержащие полемику с Михайловским и Южаковым. Третий остался ненапечатанным.
Одновременно в Петербурге шло размножение той же работы на гектографе. Петербургские копии заключали в себе уже все три выпуска. В общей сложности первый выпуск, по мнению специалистов, насчитывал около двухсот семидесяти пяти экземпляров, второй, считается, около ста пятидесяти, а вот третий был оттиснут только в пятидесяти. Чтобы сбить полицию с толку, на обложке этих петербургских оттисков было указано: «Издание провинциальной группы социал-демократов».
Напечатаны были эти тетрадочки на желтоватой бумаге. И в среде социал-демократов — первых читателей этой работы Ленина — назывались «желтенькими тетрадками».
Поскольку полиция зорко следила за выпуском нелегальных изданий, передавались эти тетрадки из рук в руки с соблюдением всевозможных предосторожностей. И только проверенным людям. Хранить эту литературу было опасно. С конца 90-х годов эти тетрадки полностью исчезли из обращения. Когда после Октябрьской революции стали искать эту ленинскую работу, оказалось, что ни рукописи нет, ни одной копии до нас не дошло. В конце 1922 года были найдены первая и третья части из тех, что были изготовлены на гектографе. Вторая же часть, с критикой народника Южакова, исчезла. Впоследствии еще два раза были обнаружены «желтенькие тетрадки», и снова — первая и третья части. А вторая так и не найдена. До сих пор. Возникли даже сомнения: был ли переведен на гектограф второй выпуск замечательного ленинского труда?
Эти сомнения поддерживаются тем обстоятельством, что из пятидесяти экземпляров третьего выпуска найдены три, а второй, коего изготовлено было, как считается, почти полтораста, не обнаружен ни разу. Так был ли он издан тогда?
Но тут следует обратить внимание на то, что эти сомнения зародились несколько десятилетий спустя с того времени, когда размножался текст ленинского труда. И что до этого ни у кого из сподвижников
