— Чтоб ноги ходили, — сурово сказал он. — Подставляй рот.
Ребята молчали. Руки их, свободные от пут, все так же прятались за спиной.
— Завтра у вас последний день. Кормлю тоже в последний раз. Не сумеете вывести из гор до вечера — повесим, чтобы патронов не тратить.
Здоровый мужик! Из-под грязного бушлата выглядывал морской китель без пуговиц. На голове — шапка Василия. Он стоял перед Никотиными и, отрезая куски мяса, прямо с ножа совал им в рот. Саша и Василий покорно жевали, но, когда «кормилец» засунул нож в карман, Василий коротким толчком сбил его с ног. Еще секунда — и он сидел верхом на мужике. Приподняв его голову уже без шапки, Василий ударил ею о камни.
— Руки!.. — И, чтобы не подумали, что это игра, я выстрелил в костер.
Брызнули искры, сидевшие у огня отпрянули, на какое-то мгновение я увидел черную дырочку маузера, направленного мне в лицо, но не успел даже испугаться. Саша через костер прыгнул на человека и яростно, со всей силой ухватил его за горло. Еще один, волоча винтовку, полез от костра за кусты. Того достала моя пуля. Остальные так и остались сидеть, подняв над головой руки. Они смотрели не на меня, а на винтовочный ствол.
Как ловко, с каким проворством братья повязали той же веревкой своих мучителей! Они сопротивлялись, но под дулом винтовки быстро сникли.
Четырех связанных мы усадили к костру, лицом к свету.
Никотины прежде всего забрали у истязателей свою одежду и обувку. Привели коней. Я сходил за Кунаком. В костер подбросили сучьев. Теперь — допрос.
— Вы кто и как сюда попали? — Я начал с человека, который успел поднять на меня маузер.
— А вы по какому праву?… — начал было другой, но вдруг умолк и стал часто икать. Не пересилил страха.
— Бандиты, которые нападают на егерей, не могут говорить о праве. Отвечайте, кто вы?
Упоминание о егерях, кажется, успокоило их.
— Мы отбились от своей армии, — последовал ответ. — Мы требуем вывести нас из леса.
— Они просились в Сочи, — сказал Василий. — Вынь и выложь им Сочи. Чего они туда хотели?
— Обыщите их, ребята.
Немного бумажных денег царского времени, десяток золотых монет, курево. А в поясном карманчике у одного- воззвание Украинской рады, подписанное гетманом Скоропадским. И никаких документов.
— От какой армии вы отбились?
— Таманской.
— Значит, вы из Красной Армии. А почему у вас это воззвание? Где взяли? Кто командовал армией?
Молчание. Потом наглое:
— Хватит вопросов! Егерь, ну и занимайтесь своим делом!
— Ладно, — сказал я. — Зубриное мясо в котелке. Убили зубра?
— С этого и началось, — подхватил Василий. — Изрешетили зверя. Мы на выстрелы и пошли.
— Зверь напал на нас, — сказал тот, что в морском кителе. — Мы защищались.
— Почему вы хотели в Сочи? Там же белые! Молчание.
— Вы офицер?
— Я мичман, — гордо ответил пленный.
— С какого корабля?
— Мой корабль на дне морском. Вместе со всем флотом.
— Хватит! — это опять рявкнул седоголовый и с ненавистью уставился на меня. По властному тону, по возрасту, он, несомненно, был старшим в чине. — Развяжите, и мы
уйдем без вашей помощи. Куда нам надо.
Все ясно. В Псебае уже говорили о событиях на кораблях в Новороссийске. Это моряки, покинувшие корабль, когда пришел приказ взорвать его. Возможно, националисты из тех, что хотели увести русский флот к немцам, лишь бы не оставлять кораблей у русской революции. Им пришлось вместе со всеми матросами идти в поход с Таманской армией. При первой же возможности они сбежали в горы, заблудились и одичали, а потом пленили Никотиных. Как их передать властям? Найдем ли красных партизан? А если не найдем — выведем за реку Белую, и пусть сами ищут Дорогу в горах. Лишь бы подальше от заповедника.
— Сколько отсюда до Гузерипля? — спросил я у братьев, когда мы отошли посоветоваться.
— Верст двадцать пять. Туда поведем?
— Не отпускать же молодчиков! И убивать нельзя. Мы не суд.
Утром вышли с бивака в другом порядке: трое на своих лошадях, а четверо связанных пешком, между лошадей. Седой коротко спросил:
— Куда?
Я ответил, что выведем на дорогу и куда глаза глядят… Это их успокоило.
Отыскалась знакомая тропа на Гузерипль, и еще засветло мы достигли егерской караулки. Пленных заперли в сарае, по очереди дежурили у дверей. В караулке затопили печь и приготовили ужин.
Около полуночи Василия сменил на дежурстве Саша, мы легли спать, но не успели еще задремать, как услышали выстрел, второй, окрик Саши, а далее — уж совсем непонятную для глухомани близкую и короткую пулеметную очередь. Над караулкой взвизгнули пули. Потом все затихло.
Первым к выходу бросился Василий. Снаружи тотчас раздался повелительный окрик:
— Не выходить! Стреляю без предупреждения!..
В замешательстве мы прижались к стенке. Неужели еще одна банда?…
От сарая слышались громкие голоса, крик, там засветился огонь, похоже, самодельные факелы, раздалась команда: «По одному!» и «Руки назад!». Возглас Саши: «Отдай винтовку, черт!» Василий приоткрыл, было дверь, и сразу же стукнул револьверный выстрел. От доски над дверью полетели щепки.
— А была не была! — шепнул Василий. — Сиганем в темноту к тому дольмену,[10] что левей дороги, авось промажут! — И он, крепче нахлобучив шапку, отошел, чтобы
с разбегу высадить дверь и выбежать.
Но дверь распахнулась сама. Из темноты приказали:
— Выходи! Оружие на порог. Быстро!
За дверью двигалось множество неясных теней. Вот попались!
Я оттиснул Василия и вышел первым. Крепкие руки обхватили меня, ощупали и повели в сторону. Точно так же поступили с Василием. Нас усадили на землю. Между караулкой и сараем ходило десятка три фигур.
В караулку вошли двое, потом еще трое, засветили фонарь. От порога сказали:
— Вводи, кто там первый?
Меня подняли под мышки и потянули в помещение.
Свет от фонаря не больно хорошо разводил темень, но все же лица сидевших за столом прояснились. И первый, кого я увидел, — в кубанке, длинноносый, худой и какой-то черный с лица — был так знаком, так радостен мне!
— Здравствуй, Саша, — спокойно сказал я, расплываясь в улыбке.
Все тревоги мгновенно исчезли. За столом сидел Кухаревич.
Он плохо видел меня, но голос, тон, дружеские слова подняли его с лавки. Загремел стол, фонарь качнулся и чуть не упал. Длинный, в долгой шинели, Саша шагнул ближе, схватил за плечи, всмотрелся.
— Ты?! Ну, знаешь!..
Мы крепко обнялись и целую минуту тискали друг друга. Бойцы набились в караулку, все разом говорили, улыбались. А он, не отпуская меня, заорал:
— Отставить арест! Свои хлопцы, свои!
