природу. Но есть и порушенные места. То усадьбу снесли, то парк вырубили, то речные берега истоптали. Случается, и безоглядно воюют с природой. Будто она постоялый двор, а не дом родной.
В такие часы у костра Михаил стал понимать, что его дом, его родина и призвание — здесь. Если бы еще отец и мама переехали в Майкоп, чтобы рядом, вместе!..
Дела позвали Михаила в дорогу. Он выехал в Майкоп.
Перед выездом он с радостью оглядел поселок ученых. Домики выглядели красочно, вокруг них все цвело. Голубые заборчики весело обозначили улицу. На днях в поселке загорелся электрический свет. Правда, робкий, желтенький, но и с такими лампочками стало веселей. Придумал это Задоров. Он привез из Майкопа маленькую турбинку с динамо-машиной. Устроили деревянный желоб, направили в него один из ручьев, под сильную воду подставили турбинку. Проводку вели от дерева к дереву. Радовались, словно дети. Тем более что со дня на день ожидали пополнение — зоологов и ботаников. Станция называлась уже комплексной, штат ее возрастал.
С новичками Зарецкий встретился в Майкопе. Они как раз собирались в горы.
Когда Михаил пришел в управление, там стояли оседланные кони. Братья Никотины готовили грузовые вьюки. А в комнате наверху хохотали две девушки: они переоделись в дорожное и теперь рассматривали себя в зеркало — коротко стриженные, в мужских брюках, резиновых сапогах, грубых блузах с закатанными рукавами. Аборигены горной страны…
Зарецкий поговорил с егерями, они сказали, что директор хотел его видеть. И тут, гулко топоча сапогами, из дома вышли новые сотрудницы.
Впереди шла черноглазая брюнетка, такая хрупкая и тонюсенькая, что брючный ремень едва не перерезал ее. Она смело подошла к мужчинам и сказала Зарецкому:
— Я вас знаю, видела на Моховой. Помните, когда студенты объявили сбор денег для покупки зубров за границей? Я слушала, как вы говорили. Меня зовут Веля Альпер, ботаник. Приехала сюда работать. Не одна.
И сделала полшага в сторону, открывая свою подругу.
Перед Зарецким стояла скуластенькая миловидная девушка и часто моргала, словно больновато было ей смотреть на солнечный двор своими большущими и ясными глазами. Было в ее лице что-то твердое, мужское, но эти глаза, светлые волосы и милая улыбка все-таки оставляли впечатление бесконечной женственности.
— Лидия Шарова, зоолог, — сказала она, знакомясь. — Вы приехали с Киши? А мы отправляемся туда. С нами еще двое, но они поедут завтра: лошадей нет. Я вашу фамилию слышала в Ленинграде. Но это не вы.
— Это мой отец, — сказал Михаил. — Учился там. У Шимкевича, по-моему.
— У, как давно! Профессора уже нет много-много годов. Но там помнят и его и вашего отца.
С шумом распахнулось окно на первом этаже. Держась обеими руками за рамы, во все окно выставился крупнолицый, с необъятной грудью и плечами богатырский человек. Голосом, от которого вздрогнули кони, он сказал:
— Девочки, пора, пора. Каждый час дорог. Хлопцы, давайте… А вы — Зарецкий? Тогда ко мне на разговор.
Окно захлопнулось, Михаил удивленно посмотрел на девушек.
— Директор! — со значением сказала Шарова. — Ждать он не любит. Идите.
— Сейчас пойду. Но прежде расскажу кое-что о дороге и Кише.
И Зарецкий отправился с обозом. Шел минут двадцать, рассказывая об Аскании-Нова, Кише и сотрудниках. Лишь у окраины города остановился, тут девушки взобрались на седла и тронули коней, а он стоял и смотрел им вслед.
Они обернулись вместе и помахали ему. Тогда Зарецкий пошел назад.
Директора в кабинете уже не оказалось. Голос его гремел за домом, у сараев и конюшен. Михаил присел у стола и погладил массивного бронзового зубра. Со стены на него смотрела косматая голова другого зубра — чучело с очень выразительными стеклянными глазами. Когда-то оно украшало псебайский дом великого князя.
Директор рывком распахнул дверь. Поздоровались. Рука у него была железная. Выглядел он еще внушительней, чем в оконном проеме. Грудь, живот, щеки, глаза, губы — все у него было полнее, чем положено по норме.
— Слушай, Зарецкий, — командирским голосом спросил он, — ты, это самое, зубров хотишь в заповедник? Без моего ведома и согласия?
Он так и сказал: хотишь. Смешно. И грустно.
— Да, такое решение есть в комиссии по зубру при Академии наук. Надо вернуть их в древнее место обитания. Долг человеческий.
— Так. Долг общий, а забота моя. Кормить-то я их буду?
— Природа позаботится. Ну, на первых порах и мы тоже. Зимой.
— Это ж хлопот!.. А кто деньги даст? Может, в другой какой заповедник?
— Здесь они жили тысячи лет. Не пугайтесь. Это будет еще не скоро. Года через два, а то и через три.
— Два года — пустяки. На Кише приготовились?
Никак не выберусь туда. Хлопоты без конца. Ты в Москву? Так вот, пособи одно дело пробить. Перемены я задумал, товарищи подсказали. Придвинуть руководство ближе к производству. Вот что.
— Заповедник — не производство. Это наука.
— Шутишь! Еще, какое производство! Надо иттить в ногу с народом, деньги делать на месте, а не надеяться на государство. Что на одну дотацию сделаешь? А мы сами как бы на деньгах сидим. Лес у кого? Пиловочник, дранка, дрова? Орехи тож, пушнина какая ни на есть!
— В заповеднике нельзя рубить-стрелять. За-по-вед-ник!
— Значит, пусть трава пропадает на лугу? Ни сам не гам, ни тебе не дам, так? Не согласный я! Просеки нужны?
Нужны. Вот и лес. В общем, так: я перевожу управление из Майкопа в Гузерипль. Поддержи там, в комитете. Объясни.
— А дорога? До Гузерипля только на вьюках. Не навозишься.
— Будет и дорога, были бы деньги. Деньги я сделаю. Какие еще возражения?
— Ученые весь сезон в горах. Но зимой приезжают в город обрабатывать материалы, писать труды. Им нужна постоянная связь с университетами, с другими учеными. А Гузерипль отрезан зимой от мира. Сложности им создаете.
— Ну, ты, это самое… В общем, решено и в крае согласовано. А вот зубры… Может, повременим с ними? Когда разбогатеем, тогда и примем. Сперва хозяйство наладить надо. Так и скажи там: директор деньги просить не будет. Мы и зубров скупим по заграницам, нечего по копейкам в народе собирать. Тут тыщи под ногами.
Зарецкий ушел. Ну, кажется, «повезло» заповеднику! Расспросил, кто он такой: руководил мельничным трестом в Ростове и что-то там не сумел. Определили на спокойную работу.
В Краснодар Михаил ехал расстроенный. Все вспоминал директора. Рассказывая о нем дома, постарался внести в эту историю побольше юмора. Смех, да и только!
Отец слушал серьезно, постукивал пальцами по столу. Сказал коротко:
— Вреда понаделает. Не везет заповеднику с директорами. Что он о зубрах думает?
— Спросил, нельзя ли подождать? Я, конечно, высказался. Нельзя. И так ждем более десятка лет. Ты ведь тоже дни считаешь?
— Будет кавказское стадо, можно умирать спокойно… — Отец вздохнул. — Кто отмахивается, а кто действительно ждет не дождется.
— Ты, как Телеусов, принимаешь прошлую гибель зубров на себя. — Сын рассердился. — При чем здесь ты? Война их съела! Вы сделали все, что могли. Чего терзаться?…
