— Эрин, послушайте, я не хочу причинять вам вреда. Но и не позволю вот так беззаботно выходить из номера, пока сам не проверю обстановку в коридоре и в холле. Я заинтересован в вашей безопасности, и потому едва ли стоило на меня нападать.
Он повторил последнюю фразу еще и еще раз, несмотря на бешеный взгляд, которым Эрин так и сверлила его.
— Понятно, — прошептала она наконец. — Можете слезть с меня. Чтобы я могла встать…
— Не раньше, чем вы ответите, почему еще минуту назад пытались убить меня?
— Извините. Это я… немного нервы сдали.
— Это я понял. А почему?
Поняв, что ей не вырваться из рук Коула, Эрин сникла. Коул по-прежнему всем телом прижимал ее к полу. В другое время это вселило бы в душу Эрин ужас. Но теперь никакого ужаса она не испытывала. Но не его слова, не его тон, а именно сдержанность Коула успокаивающе подействовала на Эрин. Хотя она первая напала на него, он все это время лишь защищался. И даже сейчас, когда из его расцарапанной губы и подбородка сочилась кровь (Эрин постаралась, ее работа), он вел себя с ней предельно осторожно.
— Вы не причинили мне ни малейшего вреда, — прошептала Эрин.
В ее голосе слышалось такое удивление, что Коул даже опешил, — но, прежде чем он успел спросить, что именно она имеет в виду, Эрин сама попыталась объяснить ему свои слова.
— Когда вы захлопнули передо мной дверь, я вспомнила, как то же самое однажды сделал Ганс: я так же тогда устремилась к двери, а он нагнал меня, схватил, потом отпустил, я снова рванулась, он снова схватил меня — и так без конца…
— Ганс?! — переспросил Коул. Его глаза смотрели на девушку не отрываясь.
В первую секунду Эрин не знала, что и ответить.
— Расскажите мне обо всем, Эрин. Нам предстоит жить бок о бок, и будет лучше, если мы как следует узнаем друг друга. Иначе я рискую рано или поздно вновь оказаться, сам того не ведая, на минном поле.
Она прикрыла глаза. Коул был прав.
— Ганс был моим женихом семь лет тому назад. Он был такой же большой, как и вы. И такой же сильный. О Боже, какой же он был сильный… — При этом воспоминании Эрин даже передернуло, и она продолжала бесстрастным глухим голосом: — Однажды я увидела, как он роется в сейфе моего отца. Оказалось, он не просто там рылся, а фотографировал каждую страницу всех документов. Увидев это, я хотела убежать, но было поздно. Он действовал стремительно, вроде вас.
Коул внимательно слушал. Зрачки его расширились.
— Когда я попыталась кричать, Ганс ударил меня по горлу, — чуть слышно продолжала Эрин, — Затем по плечам. Не то чтобы крикнуть, я едва дышала. Руки затекли, пальцы не двигались. Он позволил мне добежать до двери, но открыть ее я не смогла. Просто не могла поднять руку, шевельнуть пальцами. Он подошел и прижал меня коленом к двери. Я и пошевелиться не могла, только смотрела на него. Но стоило мне закрыть глаза, как он делал мне больно.
Голос ее сорвался, но через несколько мгновений Эрин вновь заговорила, и было что-то жуткое в ее бесстрастном рассказе. Коулу хотелось, чтобы она замолчала, не он через силу продолжал слушать. А слушать, как Эрин механически повествует о том, как бывший жених едва не убил ее, ему было невыносимо.
Во рту у Коула появился неприятный привкус. Он сжал зубы, удивившись столь примитивной реакции своего организма на рассказ девушки. Ему доводилось слышать и видеть вещи пострашнее, просто бесчеловечные — ведь многие люди не представляют себе, как низко может опуститься им подобный. Ко-ул понимал, что удивляться рассказу Эрин нечего, не от чего содрогнуться, и, если Эрин найдет в себе силы досказать свою историю, он не придет в ярость.
Однако ярость все же поднялась в его душе.
Чем дольше он слушал девушку, тем сильнее сжимал зубы: его переполняли отчаяние и жажда убийства. Подобное он в последний раз испытал, узнав, что Лай сделала аборт и убила его ребенка, а потом вышла замуж за одного из влиятельных членов ее же клана.
Эрин замолчала, наступила тишина. Только теперь она сообразила, что Коул давно уже лежит рядом и порой только гладит и гладит ее по волосам. Заглянув ему в глаза, она увидела там гнев и горечь. Рыдания подступили у Эрин к горлу. Неосознанно, так получилось само собой, она придвинулась поближе к Коулу: ей хотелось ощутить убаюкивающее тепло, исходившее от его большого тела. «А бывает ли так, что этот сильный человек тоже нуждается в том, чтобы его согрели и успокоили», — подумала Эрин.
— Вы как? В порядке? — спросил наконец Коул.
Эрин кивнула.
— Мне казалось, что все в прошлом. Но увы. Ничто не забыто. Сейчас мне гораздо лучше. Легче. Я будто лечу куда-то. — Она потерлась щекой о его грудь, вздохнула. — Спасибо вам, что были так… так добры…
— Вы первая женщина, отметившая мою доброту, прежде никто не обвинял меня в подобном. — Коул как-то странно улыбнулся.
Эрин подняла глаза и увидела, что с его нижней губы вот-вот сорвется капелька крови. Она прикоснулась пальцами к царапине.
— Извините меня.
— Пустяки.
Она коснулась пальцами его подбородка, нащупав то место, куда ударила его головой.
— И тут тоже… Это я вас ударила.
Коул попытался подавить в себе естественное желание, вызванное прикосновением Эрин. Она, нахмурившись, смотрела на царапину. Затем вновь пальцами коснулась его губ, на сей раз почти неуловимым, очень нежным движением. Он прикрыл глаза и подумал, что эта женщина не ведает, что творит.
— Простите меня. Не понимаю, как это я… — сказала Эрин и, почувствовав, как напряглось его тело, поспешно убрала руку. — Наверное, вам больно от моего прикосновения?
Из его горла вырвался неопределенный возглас, который можно было расценить и как смех, и как проклятие.
— Совсем не больно, а очень приятно. Необыкновенно приятно, — сказал Коул.
— Что?
— Приятно, когда вы прикасаетесь к моей коже. Мне это очень нравится. А вам?
Эрин, поколебавшись, опять подняла руку и дотронулась до Коула. Без слов она дала ему понять, что именно ласкает его, а вовсе не пытается найти другие царапины. Коул чуть подался вперед и прикоснулся к ее волосам. Потом его пальцы медленно прошлись по щеке Эрин, коснулись уголка ее губ. Она издала звук, похожий на стон, и взглянула на него. Глаза Коула были закрыты, его лицо сохраняло решительное выражение. Он, казалось, полностью ушел в себя, сосредоточившись на ощущениях, которые испытывал, касаясь Эрин. Пальцы Коула едва дотронулись до ее губ.
— А ведь ты улыбаешься, я чувствую, — произнес он, не открывая глаз.
— Мне щекотно.
— В самом деле? — уточнил Коул, проводя пальцем по пухлой нижней губе Эрин. — И поэтому ты затаила дыхание? — Он подался еще чуть вперед, почувствовав, как напряглось ее тело. — Не бойся, дорогая, — прошептал он. — Больно не будет, я обещаю. Я просто хочу почувствовать вкус твоих губ!
Сбитая с толку, Эрин была уверена, что к ней вновь вернется страх. Однако страх не приходил. Ей было очень приятно ощущать на своих губах дыхание Коула. Первыми отреагировали на возбуждение ее соски, потом отозвалось все тело, так что у Эрин мурашки пошли по коже.
— Боишься? — шепотом спросил Коул.
— Я просто…
Он ждал.
— После Ганса… — Она глубоко вздохнула. — В общем, психиатры мне потом объяснили, что если девушек насильно лишают девственности, то из них потом выходят или шлюхи, или монашенки. За прошедшие семь лет у меня не было ни одного мужчины. И я могу опять сорваться.
