Кейс почувствовал в левой реке холод своего шестизарядного револьвера.
– А теперь ложись, – приказала Сара.
Кейс позволил ей вновь уложить себя. Когда Сара наклонилась к нему, чтобы поправить одеяло, одна из ее кос упала и коснулась его щеки. Это было похоже на прикосновение шелкового каната.
– Розы, – пробормотал он, – Что?
Он поднял веки. На него смотрели глаза – смесь туманной дымки и серебра. В них были сочувствие, тревога и восхищение.
– Розы и солнечное сияние, – хрипло проговорил он. – Я поцеловал тебя.
– Да, – прошептала она. – Ты поцеловал меня.
– Самая дурацкая вещь… которую я когда-либо делал.
– Что?
Ответа не последовало. Кейс снова впал в забытье.
Глава 4
Сара сидела, скрестив ноги, перед кроватью, на которой метался в тревожном сне Кейс, терзаемый болью и лихорадкой. Она отходила от него лишь для того, чтобы покормить и поухаживать за соколом.
– Эм, – прохрипел Кейс. – Эмили.
От этого ужасного хрипа у Сары спазмами сжало горло.
Она не знала, кто такая Эмили. Она знала лишь то, что Кейс ее любил. Называл он и другие имена – Тед, Белинда, Хантер, Морган, но имя Эмили звучало с каким-то особым надрывом.
– Кейс, – попыталась успокоить его Сара голосом, каким успокаивала напуганных животных. – Ты в безопасности, Кейс. Вот, выпей это. Тебе станет легче.
И, поддерживая ему голову, поднесла к его губам чашку с питьем.
Кейс выпил не сопротивляясь. Он подсознательно чувствовал, что этот тихо журчащий голос и эти прохладные руки ему не повредят, а помогут.
– Розы, – тихо произнес он и заснул.
Улыбка Сары была такой же грустной, как ее подернутые дымкой задумчивые глаза. Ей доводилось выхаживать и пострадавших животных, и людей, но никогда она не переживала чужую боль так, словно это была ее собственная.
– Спи, – прошептала она. – Спи и постарайся ни о чем не думать, чтобы не видеть снов. Сны… слишком бередят тебе душу.
Через несколько минут Кейс вздохнул и погрузился в некое сумеречное состояние, которое нельзя было назвать ни сном, ни бодрствованием. Но теперь он казался более спокойным.
Сара боялась даже глубоко дышать, чтобы не беспокоить Кейса. Жар у него сегодня немного спал, раны подживали, но до выздоровления было еще далеко.
Бесшумно передвигаясь по комнате, Сара подошла к лампе, подрезала фитиль и зажгла ее, после чего осмотрела больное крыло у сокола. Птица возмущенно запротестовала, почувствовав прикосновение рук Сары, однако, подобно Кейсу, не стала особенно сопротивляться, когда девушка смазала ей крыло целебной мазью. Нежные руки и мягкий голос действовали на птицу успокаивающе, и Саре больше не надо было надевать соколу на голову колпак, чтобы он не паниковал.
– Выздоравливаешь успешно, – тихо сказала соколу Сара. – Скоро снова взмоешь в зимнее небо, мой яростный друг. Совсем скоро.
Она поставила лампу поближе к кровати, на которой лежал Кейс. Устроившись рядом, достала пук шерсти и стала накручивать ее на деревянное веретено. Пальцы ее бегали быстро и уверенно, превращая бесформенную массу козьей шерсти в мягкую пряжу. Словно по волшебству, наматываемая на веретено пряжа становилась все толще, а пучок шерсти все меньше.
Входная дверь открылась и быстро закрылась. Не поднимая головы, Сара узнала шага брата.
– Как у него дела? – спросил Коннер.
– Лучше. Жар немного спал.
– Я же говорил, что он справится.
Сара с трудом заставила себя улыбнуться.
– У тебя очень усталый вид, – озабоченно сказал Коннер. – Может, ты поспишь, а я побуду рядом с ним?
Она покачала головой.
Брат попробовал было все-таки переубедить Сару, но вскоре пожал плечами и замолчал. Лола права – ни у кого не было таких нежных пальцев, как у Сары. Их прикосновениями она способна была успокоить всех и все – от сокола до мустанга.
– Что там на вахте? – спросила Сара.
– Калпепперов не видно, если тебя это интересует.
– Наверное, Ют уничтожил следы Кейса лучше, чем думал сам.
– Может быть. А может, они выжидают.
– Чего? – удивилась Сара.
– Откуда мне знать? Я не Калпеппер… Бобы остались?
– Ты же только что ел.
– Это было много часов назад.
– Всего один час.
– Я голоден.
– Доешь бобы, вымой горшок и поставь…
– ..замокать новую порцию бобов, – перебил ее Коннер, повторяя многократно слышанную инструкцию сестры. – Черт, ты думаешь, что я все еще в пеленках! Я знаю, как готовить бобы.
– Правда? Ты, наверное, считаешь, что они растут в грязных горшках. И потому минувшей ночью мне пришлось самой мыть горшок и готовить бобы к сегодняшнему ужину.
Лицо у Коннера вытянулось.
Сара тут же пожалела, что у нее вырвались эти резкие слова. Вздохнув, она задумалась о том, как вообще родители умудряются постоянно сдерживать свое раздражение. Коннер иногда вел себя вполне ответственно, как вполне взрослый мужчина. Иногда же был хуже двухлетнего младенца.
«Это несправедливо по отношению к Коннеру, – напомнила себе Сара. – Он всего лишь мальчишка».
– Извини, – сказала она. – Ты полночи стоял на вахте.
Ничего не ответив, Коннер выгреб остатки бобов на тарелку. Он понимал, что был не прав. Ему следовало замочить бобы даже в том случае, если у него слипались глаза от усталости. Он просто забыл это сделать.
– Впредь я не забуду, – пробормотал он.
– Ну, хорошо.
– Не-а, плохо.
– Не «не-а», а нет, – автоматически поправила Сара брата.
– Пусть «нет». Ну какая разница? Я не собираюсь поступать в какую-нибудь моднючую… модную школу на востоке!
– Ты будешь учиться в школе. Как только я найду сокровища.
– Ну, это будет после дождичка в четверг. И потом, я не хочу идти учиться.
– Я найду серебро. И ты поедешь в школу.
Коннер уловил упрямые нотки в голосе сестры и переменил тему. Всякий раз, когда они говорили о том, что Коннер должен получить образование, у них возникали разногласия. И чем старше он становился, тем ожесточеннее делался спор.
Он не хотел огорчать сестру, но в то же время у него не было ни малейшего желания отправляться на восток страны и предоставлять сестру самой себе. Она никогда не сознается, что нуждается в нем, тем
