определенными. И все-таки именно эти ранние фрагменты сохраняли свое влияние в течение долгого времени, и это влияние часто приносило вред.
(2) В связи с пунктом (b) текста настоящей главы (см. с. 188) можно процитировать Ленина (Н. о. М., 828 = The Proletarian Revolution, 30) — (Ленин, 37; 256-257): «Рабочие великолепно знают и чувствуют, видят и осязают, что буржуазный парламент чужое учреждение, орудие угнетения пролетариев буржуазией, учреждение враждебного класса, эксплуататорского меньшинства». Абсолютно ясно, что такие слова отнюдь не вдохновляли рабочих на защиту демократии от фашистов.
См. В. И. Ленин. Государство и революция (Н. о. М., 744 = State and Revolution, p. 68) — (Ленин, 33; 88): «Демократия… для богатых — вот таков демократизм капиталистического общества… Маркс великолепно схватил эту суть капиталистической демократии… сказав: 'угнетенным раз в несколько лет позволяют решать, какой именно из представителей угнетающего класса будет… подавлять их!'». См также прим. 1 и 2 к гл. 17.
В работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» (Н. о. М., 844 и след. = V. I. Lenin. Left-Wing Communism, An Infantile Disorder. L. L. L., vol. XVI, p. 72-73; курсив частично мой) — (Ленин, 41; 77-78) Ленин писал: «Надо все силы, все внимание сосредоточить на следующем шаге… на отыскании формы перехода или подхода к пролетарской революции. Пролетарский авангард идейно завоеван… Но от этого еще довольно далеко до победы… чтобы действительно весь класс, действительно широкие массы трудящихся и угнетенных капиталом дошли до такой позиции, для этого одной пропаганды, одной агитации мало. Для этого нужен собственный политический опыт этих масс Таков — основной закон всех великих революций… Потребовалось испытать на собственной шкуре… всю неизбежность диктатуры крайних реакционеров… как единственной альтернативы по отношению к диктатуре пролетариата, чтобы решительно повернуть к коммунизму».
Как и следовало ожидать, одна марксистская партия пытается переложить вину за свои ошибки на другую. Первая обвиняет вторую в проведении «политики катастроф», а вторая, в свою очередь, обвиняет первую в том, что она поддерживает веру рабочих в победу в борьбе за демократию. Очень забавно то, что сам Маркс детально описал подобный способ поведения — обвинять обстоятельства и особенно конкурирующую партию в чьих-либо ошибках. (Разумеется, это описание было направлено против оппозиционных левацких партийных фракций того времени.) Маркс писал (Н. о. М., 129-130, курсив частично мой) — (МЭ, 8; 151): «Им нет надобности слишком строго взвешивать свои собственные средства. Им стоит ведь только дать сигнал — и народ со всеми своими неисчерпаемыми средствами бросится на угнетателей. Но если оказывается, что их интересы не заинтересовывают, что их сила есть бессилие, то виноваты тут либо вредные софисты» (по-видимому, другая партия), «раскалывающие единый народ на различные враждебные лагери… либо все рухнуло из-за какой-нибудь детали исполнения, либо, наконец, непредусмотренная случайность повела на этот раз к неудаче. Во всяком случае демократ» (или антидемократ) «выходит из самого позорного поражения настолько же незапятнанным, насколько невинным он туда вошел, выходит с укрепившимся убеждением, что он должен победить, что не он сам и его партия должны оставить старую точку зрения, а, напротив, обстоятельства должны дорасти до него»D.v
Я говорю «радикальное крыло марксизма», поскольку историцистскую трактовку фашизма как неизбежного этапа исторического развития принимали и отстаивали те партийные группы, которые были далеки от коммунистов. Даже те лидеры венских рабочих, которые пытались оказать героическое, но запоздалое и плохо организованное сопротивление фашизму, искренне верили, что фашизм является необходимым этапом исторического пути к социализму. Испытывая сильную ненависть к фашизму, они полагали, что — несмотря на его крайнюю реакционность — фашистский режим следует считать прогрессивным шагом, приближающим страдающий народ к конечной цели освобождения от гнета.
Ср. с отрывком, который цитировался в прим. 37 к настоящей главе.
Примечания к главе 20
Единственный полный английский перевод трех томов «Капитала» насчитывает около 2.500 страниц. К ним следует добавить еще три тома, опубликованных на немецком языке под названием «Theorien ueber den Mehrwert» (англ. «Theories of Surplus Value», русск. «Теории прибавочной стоимости») и содержащих материалы, которые Маркс собирался использовать в «Капитале».
См. противопоставление не ограниченного, или не регулируемого, законодательно капитализма и интервенционизма, которое мы предложили и
