Генералам отдельных отрядов были разосланы циркуляры с требованием присоединиться к королевскому правительству, и вскоре же официальная газета «Монитор» обнародовала низкопоклоннические ответы Журдана, Ожеро, Мезона, Лангранжа, Нансути, Удино, Сегюра.
Нельзя упрекать этих маршалов за то, что они не подняли восстание, отказались обнажить шпаги, когда сам Наполеон вложил в ножны свою. Но сама Франция не принимала участия в устройстве нового правления, и присоединение генералов к Бурбонам было совершенно произвольно. Это присоединение начальников армии к другому правительству, не тому, которому они присягали в верности, которое представляло собой защиту страны, сопротивление иноземцам, поддерживая трехцветное знамя и свободы 1789 года, – являлось настоящим военным переворотом.
Иноземцы сильно влияли на Бурбонов; без них Бурбоны предоставили бы французам большую свободу высказываний, если бы измена и присоединение к ним начальников армии не предоставили Талейрану и другим пособникам реставрации полную возможность действовать и всю власть.
Маршалы армии, не сделавшись бунтовщиками, могли не согласиться на осуждение Наполеона. Не присоединяясь ни к эмигрантам, ни к шуанам, ни к королевскому знамени, они могли получить почетный мир, сохранить своего государя, а это помешало бы унижению, разгрому Франции. Они своим влиянием, своим оружием помешали бы сделать из Наполеона пленника. Если они находили присутствие Наполеона на троне опасным для мира, так желаемого народом, они могли провозгласить регентство, возведя на престол Наполеона II.
Император отлично понимал эгоистические, мелкие расчеты маршалов, желавших во что бы то ни стало сохранить все блага, полученные от него, а вместе с тем воспользоваться милостями Бурбонов, и это, конечно, огорчало его.
Но, кроме того, к горькому чувству от неблагодарности и измены у него примешивалось печальное сознание истинных чувств к нему жены. Он долго утешался мыслью о том, что Мария Луиза присоединится к нему, разделит с ним его изгнание. Однако разговор, случившийся в это утро, 20 апреля 1814 года, лишил его этой последней надежды.
Происходил прием комиссаров, назначенных иностранными державами сопровождать Наполеона на остров Эльба.
Были назначены: от Англии – полковник Нейл Кэмпбел, храбрый воин, страдавший от раны, полученной в битве; от России – генерал Шувалов; от Пруссии – граф Трусгес-Вальдбург; от Австрии – генерал Колер.
Наполеон холодно принял комиссара прусского, довольно долго беседовал с русским и английским и задержал у себя после аудиенции генерала Колера, представителя своего тестя. Он спросил его о Марии Луизе, зная, что та виделась в Рамбулье со своим отцом, и горел желанием узнать, что они решили, поедет ли она на Эльбу, какая участь ждет Римского короля.
Австрийский представитель не оставил никакой надежды Наполеону. Он рассказал ему о свидании Франца Иосифа с дочерью в Рамбулье.
Прибыв в замок, император австрийский был встречен германской придворной дамой, помещенной союзниками у императрицы. Эта дуэнья раздражала Франца Иосифа своей болтовней, так что он закричал на нее:
– За каким дьяволом вы тут? Здесь нет императрицы, я хочу видеть мою дочь.
И он резко прошел в помещение Марии Луизы.
Весь этикет с церемониалом, установленный Наполеоном, исчез; не было даже, как верно выразился Франц Иосиф, императрицы: со времени падения Наполеона этот титул не принадлежал больше Марии Луизе, и ее отец, говоря о ней, называл ее просто: «моя дочь» или «принцесса». Он делал это не из доброты или дружелюбия, но для того, чтобы стереть в ней даже воспоминание о муже, принять которого заставили только его победы.
Неизвестно в точности, о чем говорили отец с дочерью, но, вероятно, ему не стоило большого труда убедить Марию Луизу считать себя в разводе с солдатом, которого еще можно было выносить, пока он был могуч и непобедим, но который не мог иметь никакого дела с эрцгерцогиней австрийской с тех пор, как он потерял единственное оправдание своей супружеской дерзости, а именно – владычество над Европой и своих орлов-солдат.
Мария Луиза вовсе не сопротивлялась внушениям отца. Она знала, что Нейпперг был рядом, в спальне, и была уверена, что он сумеет утешить ее во всем.
Франц Иосиф пожелал обнять внука. Мальчика привезли, но, казалось, Римский король не особенно был тронут ласками деда: вернувшись к гувернантке, которая спросила его: «Ну, что, ваше величество, видели вы австрийского императора?» – кудрявый мальчик ответил ей:
– Он мне не нравится. К тому же я знаю, что он не любит моего папу… тогда и я не буду любить его, этого императора Австрии, вот так же, как Блюхера, которого я ненавижу.
Мальчику сказали, что Франц Иосиф очень любит его мать и что он подарит ему чудесные игрушки в своем дворце, в Вене.
– Я не хочу игрушек из Вены, я хочу те, которые у меня были в Тюильри, – упрямо крикнул ребенок. – Их взял у меня король Людовик Восемнадцатый вместе с троном и шпагой моего папы. Но он должен отдать их когда-нибудь. Папа вернется в Тюильри, и я получу обратно свои игрушки.
Наполеон был тронут до слез, когда генерал Колер рассказал ему про эту вспышку ребенка, но вскоре чуть не заплакал от ярости, когда узнал, что его разлука с Марией Луизой решена, что императрица поедет путешествовать для подкрепления здоровья, а король Римский, переименованный в принца Пармского, будет отвезен в Шенбрунн, где получит воспитание, подобающее австрийскому эрцгерцогу.
– Мой сын – германский принц! – с горечью вздохнул Наполеон.
Затем он пожаловался генералу на обращение с ним в изгнании. Дюпон приказал снять на острове Эльба все пушки и убрать боевые припасы. Значит, его хотят оставить совсем беззащитным?
– Я не пожелал королевства, – сказал Наполеон, – я не просил Корсики. Я прошу только защиты от варваров и пиратов. При таких условиях я буду жить, там мирно и спокойно, но не хочу оставаться на острове Эльба, если он не будет достаточно защищен.
– Ваше величество, – сказал генерал Колер, – я передам это временному правительству.
