Я не беспокоилась, это бывает часто.
Она повела плечами и пояснила, что на эту работу Леню устроил отец – он и сам там работает. Поэтому, когда сын задерживается, она за него всегда бывает спокойна.
– Ну, теперь уже надо говорить «бывала», – поправилась она, и в голосе ее звучала какая-то болезненная ирония. – Потом, ближе к восьми часам вечера, он позвонил и сказал, что ему еще нужно кое- куда съездить, так что волноваться не нужно.
– Куда он собирался? – вырвалось у Татьяны.
Антонина Григорьевна отвела взгляд от горящего кончика сигареты и вопросительно на нее взглянула. Татьяна смутилась:
– Извините, просто я тоже интересуюсь всем, что с ним происходило.
– Да? Ну спасибо.
И снова в этом голосе прозвучала какая-то замороженная насмешка, как будто хозяйка не верила в искренность гостьи и, разговаривая с нею, выполняла свой долг – не больше.
– Я не знаю, куда он собрался поехать. Сам не сказал, а я не спрашивала. Он ведь взрослый человек. Только сказал, что может вернуться довольно поздно. Вот и все, собственно, – сказала она, неожиданно раздавив едва начатую сигарету. – Поздно вечером в дверь позвонили, я открыла. Еще удивилась, что он звонит, у него ведь были свои ключи, и он знал, что я могу уже быть в постели.
Татьяна на этот раз ничего не сказала – она начинала побаиваться этой женщины с таким жестким взглядом и резкими движениями.
– Он вошел, сказал, что сразу ляжет спать. Я не сразу обратила внимание, как странно он выглядит… Может, я сама во всем виновата… – Ее голос упал до шепота, и последние слова она произнесла еле слышно: – Но все началось и закончилось невероятно быстро. Леня лег в постель, я заглянула к нему и спросила – может, принести чаю? Он ответил, не нужно. А когда я заглянула к нему… Господи, всего минут через пятнадцать! Он был уже мертв. – Она с минуту помолчала и добавила: – Если бы я чуть раньше вызвала «скорую помощь», он, может, остался бы жив.
Татьяна придвинула к себе пепельницу и тоже погасила сигарету. Подняла глаза:
– Если случилось что-то серьезное, вы бы все равно не успели.
– Да, – невыразительно согласилась та.
– А судя по всему, случилось что-то серьезное.
– Да, – будто во сне, сказала Антонина Григорьевна.
– Вы еще не знаете, что именно?
Та покачала головой:
– Результаты будут только через два дня. Вот сижу. Жду.
Татьяна отвела от нее взгляд. Атмосфера в этом доме была невыносимой – гнетущее, тяжелое напряжение будто наэлектризовало воздух. «Может, попрощаться и уйти? – подумала она. – Но как же она выдерживает это одна? А ее муж, отец Лени – он-то где?»
Будто услышав ее мысленный вопрос, Антонина Григорьевна вдруг сказала:
– Мы с мужем в разводе, у него другая жена, другая семья. Есть еще дети, две девочки. – Пожав плечами, добавила, будто удивляясь: – Так что он сейчас с ними, а не со мной.
Татьяна решилась:
– Скажите, чем я могу вам помочь?
– Помочь?
– Да. Ведь ваш сын был Ириным женихом. Он и появлялся у нас дома как ее жених. Я просто должна что-то сделать для него… Для вас.
Неожиданно резкий ответ будто хлестнул ее по лицу. Антонина Григорьевна вздернула голову и заявила, что хотя ее сын в самом деле находился с Ириной в близких отношениях, но она сама никогда этого плана на брак не одобряла и считает, что Леня мог бы найти другую девушку.
Татьяна не выдержала, хотя и приказывала себе быть терпимей:
– Что вас не устраивало в Ире?
– Только то, что она была беременна от другого.
Татьяна возмутилась:
– Это что – Леонид вам рассказал?
Та кивнула:
– А что в этом такого? У него от меня никаких тайн не было! Он мне все рассказывал, причем я его к этому не принуждала! И всем родителям желаю того же! – В ее голосе неожиданно послышались слезы: – И вот такого сына мне было суждено потерять! А всякие сволочи живут!
Татьяна встала и повесила на плечо сумку:
– Извините, но мне пора.
В ней все кипело – какой же надо быть стервой, чтобы не простить этого греха даже мертвой невесте сына! Ведь парень искренне ее любил и, если сделал такой выбор, стало быть, имел веские причины!
Хозяйка не стала ее удерживать, хотя поднялась с места вместе с ней. Татьяна прошла в прихожую и сняла с вешалки плащ. Антонина Григорьевна стояла рядом с каменным выражением лица – не собираясь ни прощаться, ни приглашать ее на похороны сына. Татьяна подчеркнуто спокойно и тщательно застегнула все пуговицы. Потом не вытерпела и повернулась к ней:
– Знаете, что я вам скажу? Если бы у моей дочки была такая свекровь, я бы первая настаивала, чтобы она развелась с мужем! Ей бы все равно с вами жизни не было!
Антонина Григорьевна чопорно заметила:
– А вот я бы ни на чем не настаивала. Они все равно развелись бы – рано или поздно.
– Почему вы так считаете? – запальчиво воскликнула Татьяна. – Мне лучше знать, какой была моя дочь! Она могла ужиться с кем угодно, только вот я бы не допустила, чтобы вы ее травили!
– Травила? – насмешливо спросила та. – Да перестаньте, ради бога. Мой сын всегда мог делать, что пожелает. Я же его хорошо знала – он, в конце концов, всегда разбирался, что к чему. Когда он сказал, что хочет жениться, я ему ни слова не возразила.
Татьяна фыркнула:
– Вот спасибо! Моя дочь прекрасно обошлась бы и без вашего сына!
Та возразила:
– Знаете, когда он ее впервые сюда привел и она вышла из его комнаты только через два часа, да и то не за тем, чтобы мне представиться, а чтобы помыться в душе… Мне многое стало ясно о вашей дочери. Конечно, она бы обошлась и без Лени, я просто уверена в этом. – И так как Татьяна не находила от возмущения слов, Антонина Григорьевна победно добавила: – Обходилась же она без него и раньше, да еще ребенка нажила.
Татьяна наконец сумела вдохнуть достаточно воздуха – в голове у нее мутилось, руки дрожали, ей не верилось, что подобные вещи говорят именно про ее дочь.
– У вас просто… Просто сердца нет, – выдавила она, с ненавистью глядя на хозяйку дома. – Вы тоже потеряли ребенка и можете после этого так со мной говорить… Не знаю, что вы за человек. Просто не знаю!
Та мотнула головой:
– Ладно, и не нужно вам знать. Слава Богу, не породнились!
– Да уж, скажешь Богу спасибо за такую милость! – бросила Татьяна и опрометью выбежала на лестницу.
Оказавшись во дворе, она едва перевела дыхание и сжала кулаки: «Нет, какая стерва! Я к ней со всей душой! Разве я хоть слово плохое сказала о ее сыне! Ну пусть я к нему неважно относилась, когда он к нам захаживал, но она-то этого знать не могла! Зато теперь я за него переживаю, как за родного, а эта дура… Нет, кончено, больше я сюда ни ногой! Нужны мне ее соболезнования, вы только подумайте! Набралась наглости!»
Внезапно где-то наверху с треском распахнулось окно. Татьяна машинально подняла глаза и увидела, что из окна второго этажа по пояс высунулась Антонина Григорьевна. Она гневно показывала ей какой-то листок бумаги:
– И у вас хватило наглости дать мне это?! Нате, берите обратно! Какая хамка!
