распечатки, ни разу ему не перезванивала. Дважды ей поступал вызов с одного и того же телефона- автомата, продолжительность разговора такая же. Аппарат этот находился в подмосковном поселке, известном как место базирования той самой преступной группировки, что контролировала «Резерв-технику». Заморочнов предположил, что нотариусу или угрожали, или, наоборот, давали указания: что еще за одну минуту успеешь сказать? Журавлева либо бросала трубку, либо отвечала односложно: да – нет.
Вместе с тем номер телефона директора «Резерв-техники» был записан в чистом блокноте Зои. Если девушка в самом деле связалась с «Резервом», то должна была позвонить туда хотя бы раз. Однако в ее списке звонков этот номер не фигурировал! Ни как входящий, ни как исходящий. Конечно, Зоя могла использовать телефон-автомат. Но телефонной карты в ее сумке не обнаружено, с работы она тоже звонить бы не стала – слишком опасно. Если следовать логике, что ее пособником был Колыванов, то переговоры могли вестись с его телефона – из дома или с мобильника. Но и у журналиста таких звонков не зарегистрировано. Получается, вряд ли Зоя контактировала с конкурентами «Металлопродукта». Если только при личной встрече… Да, но о встрече тоже надо каким-то образом договориться… Так зачем же ей тогда номер «Резерва»? Может, черкнула в блокнот по просьбе тетки – как предостережение, что отвечать на него не надо? Могла же тетка рассказать Зое о том, что сделка опасна!
«Тогда возможен такой вариант, – рассуждал оперативник. – Зоя поняла, за что грохнули ее тетку, ведь сделку они готовили на пару. И решила обезопасить себя, отдав „Резерву“ документ. Потому специально отмолчалась, когда Заварзина ее спросила о договоре».
Следующий факт, вызвавший интерес Заморочнова, – это исходящие вызовы с телефона убитой на номера двух известных алмазных бизнесменов, записанные к тому же в ее ежедневнике. Фамилии любопытные – Илья Иноземцев, занимающий крупный пост в «Северкамне», и Сергей Иванов, возглавляющий одну из «дочек» «АЛМИРы». С этими деятелями убитая разговаривала на протяжении месяца часто: пять-шесть раз с каждым. И подолгу: пятнадцать – двадцать минут разговора. А записи в ежедневнике и вовсе были подозрительными. Месяц назад нотариус в список дел внесла следующее: «Иноземцев – мелкий акционер!» Слово акционер с восклицательным знаком и подчеркнуто тремя жирными чертами. Что это значит? Насколько знал старлей, Иноземцев если и акционер, то далеко, далеко не мелкий… С фамилией же Иванова была связана только одна пометка: «св.».
«Что это? Недописанное слово? Какое? Может быть, „свидетель“? Иванов – свидетель… Но свидетель чего? Или это всего лишь записанные в спешке инициалы – Сергей Вячеславович? Черкнула торопливой рукой, потому и слитно, маленькими буквами… Непонятно… В чем же тут дело? Может быть, и с ними какая- то сделка намечалась? Но почему в Москве? В то же время убитая звонила им сама. Значит, именно ей от них что-то было нужно. Тоже надо бы проверить, поговорить еще раз с ее компаньонкой, Заварзиной, может быть, она в курсе. Да, и опять-таки старика Журавлева можно спросить, ведь он алмазодобытчик. Если ничего не выясню, позвоню сам этим людям, спрошу, что за дела у них такие, что за общие интересы. Кстати, для начала мне нужны данные о них. Пора уже побеспокоить Мишку из УБЭПа, ведь он обещал для меня справки навести».
Вспомнив об этом, Алексей тут же, не откладывая в долгий ящик, позвонил другу в УБЭП. Мишку он поймал убегающим на задание, и тот впопыхах сообщил ему, что не было у него времени выполнить его просьбу. Обещал подобрать информацию завтра.
Тогда Заморочнов связался по телефону с Заварзиной, чтобы договориться с ней о встрече. Та долго отпиралась, ссылаясь на занятость, но в конце концов уступила, пригласив его в контору в обеденное время.
– У тебя дела какие есть сейчас неотложные? – спросил Заморочнов Саватеева, увидев его в коридоре управления. Тот стоял у раскрытого окна покуривая.
– А что? – осторожно поинтересовался напарник.
– Да я вот думаю, надо еще раз в нотариальную контору наведаться. Я уже и с Заварзиной договорился. Поедем?
– Чего ты там хочешь найти? И так же все понятно.
– Не все, Димон, не все. Не дает мне покоя мысль, что убийство Журавлевой все-таки связано с ее работой, а вовсе не с наследством. Хочу еще раз с сотрудниками конторы переговорить. И как следует проверить сделки, которые там проводились.
– Упрямый ты, Лешка! Преступление-то, считай, раскрыто! Только заказчицу надо поймать. Ну чего тебе еще надо? И сбежала она от нас, и договор у нее нашли, и деньги, а ты все сомневаешься. А сотрудники конторы уже тебе говорили, что собой эта Зоя представляет.
– То-то и оно. Больно дружно эти дамочки против нее ополчились. Может быть, тут просто личная неприязнь замешана? Сам подумай – под теплым крылышком тетки, которая им всем работу давала, вдруг появилась родная племянница. Это же будущая им конкурентка! Подрастет, образование получит – и будьте-нате, Заварзину выпрут, помощница ее к чертовой матери с работы полетит, а племянница станет новым нотариусом. А в том, что убитая Зою опекала, сомнений нет – не напрасно же она ей все имущество отписала.
– За то и поплатилась, – вставил Саватеев. – Наследница больно ей нетерпеливая попалась.
– Да не убивала она ее! – махнул рукой Алексей. – Не наследство ей было нужно, а теткина помощь в карьере. Сегодня дед их на похороны приехал, был у меня утром. Так я посмотрел, сколько у него бабок – не поверишь! На первый взгляд – несколько десятков тысяч долларов, и это только на всякие похоронные дела. Пересчитывать я, конечно, не мог, но пачкой этой он так пренебрежительно помахивал, что я понял – проблем с деньгами там нет, раз у старика такое бабло!
– Д-а-а? – заинтересованно протянул Саватеев. – А откуда ж они у него?
– Их семья из Якутии, дед и вся родня алмазами занимаются.
Саватеев только присвистнул, а потом усмехнулся в свои рыжие усы:
– А чего ж тогда тетушка с племянницей в Москву поперлись? Ну и сидели бы там, на своих алмазах!
– Димон, а ты не можешь предположить, что на свете еще остались порядочные люди, а? Гордые, умные, правильно воспитанные? Что они не для того живут, чтобы чужим добром завладеть, а стремятся сами как-то состояться в этой жизни? Или ты уже совсем закостенел среди этих преступников, воров и бандитов? – насмешливо спросил старлей.
Саватеев почувствовал себя задетым и слегка обиделся.
– Знаешь, Лешка, не зря тебя Замороченным зовут. Я по долгу службы обязан убийц и бандитов ловить. И мне некогда рассуждать об их чести, достоинстве и моральном облике. Это пусть суд разбирается. А девка эта явно в преступлении замешана. Из гордости или из жадности она это совершила – не мое дело. И тебе советую не заморачиваться, – злобно сверкнул он глазами.
– Не обижайся, Димон, я просто хотел тебя растормошить немного. Ты как баран – уперся в одну версию, и все! Даже если рассматривать теорию о наследстве, то тут зыбко все. Зачем Зое было убивать тетку, если у деда в Мирном наследства-то, может, и поболее? Кстати, Зоин отец тоже алмазодобытчик, так что у них денег куры не клюют.
– Ну… это в Мирном, а тетка – в Москве. И квартира в Москве, и «порше», заметь, тоже. Небось столица-то – это не какой-нибудь занюханный провинциальный городишко…
– А что ты знаешь об этом городишке? Я сегодня для интереса залез в Интернет, посмотрел. Там, между прочим, попутно с алмазами добывают нефть и газ – они рядом залегают. Зарплаты у людей приличные. В этом «городишке» есть свой аэропорт. Ты знаешь, что там квартира стоит столько же, сколько на окраине Москвы?
– Может быть. А еще там вечная мерзлота и тайга кругом. И узкоглазые.
– С деньгами жить везде можно, – возразил старлей. – Помню, кто-то еще из классиков писал: «Это я в столице никто, а в своем уезде я – господин…» Ну или типа того. Да, так насчет Журавлевой… Зоя в Москве уже около года, а устроилась к тетке чуть больше месяца назад, так? Почему? Потому что хотела быть самостоятельной, но у нее это плохо получалось – характер вредный, со всеми ругалась. И тетка не выдержала ее экспериментов, решила помочь. А как ты думаешь, почему завещание написано всего три недели назад?
– Втерлась в доверие, – не моргнув глазом нашел объяснение Димон.
– Нет. Нина Львовна почувствовала какую-то опасность. Потому и составила бумагу.
