комната. Она существует больше двадцати лет. Но когда-нибудь и она закроется, и вместо нее появится что-то другое.
В другую комнату входят только гномы. Как они говорят, там можно по хорошему курсу обменять лом разных ненужных для них металлов на более ценные.
Для эльфов есть вход в какой-то удивительный сад. Он существует с тех пор, как я помню себя здесь.
А еще всегда были лавки. Конечно, они тоже, как правило, привлекают больше всего только один из народов, но в них может войти любой. Даже я могу видеть, что там творится, через стеклянные двери.
Помню, когда я только пришел сюда, была лавка, где продавалась музыка. Да-да! Каким-то образом она была записана на странные черные диски, тяжелые, как гномье метательное оружие и хрупкие, как Эльдоанский фарфор. Чтобы такой диск зазвучал, нужно было положить его на громоздкий ящик с огромным, сияющим полированной медью раструбом, и долго раскручивать неподатливую ручку. Но потом диск сам начинал вращаться, и из трубы лилась странная иномирская музыка, перекрываемая шумами и хрипами чудовищного агрегата. Эльфы обожали эту лавку. Энгион страшно гордился, что именно в его бытность хранителем открылась дверь в нее. Однажды он не выдержал и приобрел поющий ящик и кучу пластинок. С тех пор он так и стоит в музее. Иногда, я включаю какую-нибудь из них и, стараясь не обращать внимания на шипенье и скрежет, вслушиваюсь в дивные голоса людей, теперь уже принадлежащих прошлому.
В нынешнюю лавку заходят, в основном, гномы. Как я понимаю, она — сувенирная и появилась сравнительно недавно, после текстильной. Они приносят оттуда чеканки с удивительными мотивами сказаний иного мира, странные столовые приборы с филигранной вязью металлического кружева, литые и кованые предметы, даже ювелирные украшения. Как ни странно, еще туда заглядывают саламандры. Огненные девы любят стекло, а в том мире, похоже, умеют его изготавливать.
Почему-то эта лавка в последнее время открыта только по ночам. Вернее, проход в нее открыт. Может, все дело в том, что девушка, которая там работает в это время, принадлежит к одному из магических народов. Точнее к их потомкам. Такие предположения высказывались уже очень давно. Все, что проникает в Библиотеку, проникает потому, что так или иначе связано с нашим миром через своих носителей. До сих пор этому не было доказательств. Но и опровержений тоже.
Я знаю, что Энгиона очень интересовала эта проблема. Он каждый раз старательно изучал новые артефакты, пытаясь отыскать их причастность к миру магии. Он и сейчас не пропускает ни одного нового проявления Библиотеки. Даже если не может приехать сам, просит меня подробно описывать все в письмах. Особенно свои ощущения. Эльфы умеют ценить то, что мы, люди, способны почувствовать. Возможно, они могут сделать из этого гораздо больше выводов, чем мы сами.
Но мне никогда не понять, что именно пытается доказать Энгион. Я не чувствую магии в тех, кто торгует в лавках. И в артефактах я ее тоже не чувствую. Они совершенно не похожи ни на что, из того, что есть в нашем мире. Казалось бы, ничто, кроме магии не может заставить эти странные предметы работать, но если это и так, их магия совершенно не похожа на нашу. Энгион называет это техникой. Я не понимаю, что это значит. В нашем мире такого нет. Нигде, кроме Библиотеки. Он пытался объяснить мне на примерах типа кузнечного горна гномов, но это механика и только. Среди артефактов есть и механические, но у нас никто не может понять принцип их действия. А иные поделки и вовсе не находят объяснения в наших реалиях.
Или вот это зеркало. Оно появилось сравнительно недавно, лет десять назад, даже меньше. Тогда я долго стоял перед ним, разглядывая то ли свое отражение, то ли то, что могло быть по ту сторону стекла. Как и следовало ожидать, ничего не случилось. Обычно, новые артефакты проявляют себя не сразу.
А на следующий день перед зеркалом застыла юная ундина. Она простояла минут двадцать, словно не в силах была пошевелиться. Потом, вздохнув с восторгом и облегчением одновременно, пошла дальше. Я остановил ее и поинтересовался, в чем дело.
— Словно что-то держало, чтобы на меня насмотреться, — ответила она кокетливо, — Ничего плохого. Оттуда идет восторг и любопытство.
Я не очень поверил ее словам, но вскоре заметил и других посетителей, останавливающихся перед этим зеркалом. А дня через три на стене рядом с ним стали появляться портреты.
Позировать невидимому художнику стало любимым развлечением ребятни. Коридор превратился в вернисаж и все удлинялся и удлинялся. Не только детские, но и портреты взрослых стали появляться в нем. Многим было любопытно испытать на себе это чудо. Энгион тоже одним из первых позволил себя запечатлеть. А пару дней назад появилась даже прекрасная леди Рисс. Ее портрет просто великолепен. Впрочем, как и она сама. Я рад, что теперь в любой момент могу снова взглянуть на эту неописуемую женщину, хотя сама она уже давно потеряла ко мне интерес. И меня восхищает мастерство художника, передавшего пластику ее второй, кошачьей ипостаси.
Вот только моего изображения так и не возникло. Наверное, все дело в том, что я — человек.
Сегодня здесь опять толкотня. Уже довольно поздно, но детишек не так легко оттащить от волшебного зеркала.
На самом деле я кривлю душой, говоря о своем уединении. В Библиотеке есть очень оживленные места, где я всегда могу встретить знакомых. Некоторые из них успели стать моими друзьями. С другими — просто необходимо поддерживать хорошие отношения. Своими тайнами Библиотека привлекает и сильных мира сего, и ученых исследователей, и просто любопытных, готовых потратить свое время и деньги на то, чтобы приобщиться к этим тайнам. Не зря замок расположен в широкой горловине ущелья, но совсем рядом с морем. Ундины не задыхаются здесь, а гномы из подгорного тоннеля попадают прямо на один из обширных лугов всего лишь в двух полетах стрелы от стен крепости. Конечно, Библиотеку трудно назвать крепостью. Никто не помнит, кто и когда построил это здание, да и рукотворно ли оно. Оно просто есть. Не слишком укрепленное, но и не совершенно беззащитное. Хотя, я не представляю, кому может придти в голову брать нас штурмом. Библиотека и так открыта для всех.
На другой луг выходит зев почти раскаленной пещеры, откуда приходят саламандры. Для каждого из магических народов есть свой вход, и никто не чувствует себя здесь чужим, ни у кого не возникает желания сбежать побыстрее.
Наиболее посещаемы, разумеется, входы в ограниченные пространства другого мира. Возле лавки почти всегда толпятся гномы. Осторожность требует входить по одному и не слишком часто. Это старое правило. Я не знаю, кто его ввел, но, наверное, в нем есть рациональное зерно. Мы стараемся хранить в тайне свое существование, ведь и мир людей не спешит выдавать нам все свои секреты.
Я сворачиваю за угол. Теперь мой путь лежит через несколько тихих переходов, к лавке. Я всегда чувствую, если в Библиотеку приходит кто-то из моих знакомых. Точнее, я чувствую всякого посетителя, но не всегда узнаю. Это не моя магия. Я же человек. Эта магия самого этого места, которую оно дарует смотрителям. Мне понадобилось почти 20 лет, чтобы Библиотека признала меня, зато теперь я не только знаю, кто прошел на ее территорию, но и всегда чувствую их настроение. Пару раз это даже помогло мне разгадать в проникших сюда вандалов. Да-да, представьте себе, и такое случается. Не всем нравится столь близкое соседство с другим, чуждым нам миром.
Сегодня Синдин Дил-Унгар почтил нас своим визитом. Лавка — лучшее место, где я могу с ним встретиться. Он ни за что не пропустит ее. Этот тип обожает иномирские артефакты и никогда не уходит без сувенира. Я надеюсь, сегодняшние покупки приведут его в благое расположение духа, и тогда остаток ночи мы проведем, покуривая трубки и потягивая эль, в неспешной беседе. Сегодня мне очень хочется такой компании. Должно быть потому, что я уже давно не получал новостей из внешнего мира, а лучшего рассказчика, чем гном, не придумаешь.
Как ни странно, холл перед лавкой пуст. Но я почти сразу замечаю широкую спину Синдина за стеклянной дверью. И тут же возникает напряжение. Что-то происходит там. Что-то необычное. Я не вижу опасности. Девушка за прилавком протягивает своему визави какой-то серебристый предмет. Она мило улыбается. В ней нет агрессии. Напряжение исходит от самого гнома.
Син, что у вас там происходит?
Они продолжают о чем-то беседовать. Так долго? Почему? Наконец, гном отступает к двери, берется за ручку. Потом гордо кивает и что-то еще говорит продавщице. Она все еще улыбается. А Синдин вываливается в холл.
