– Но ведь это порча вещественных доказательств.
Он пожал плечами:
– Технически так и есть.
Люси посмотрела на кассеты:
– Ты уверен, что это те самые?
– Они были подписаны, так что уверен.
– Но не на все сто?
– Хочешь посмотреть?
Не то чтобы очень, но она должна была знать наверняка, те ли это пленки. Она протянула ему кассеты:
– Да.
Он указал на диван.
– Тогда садись.
Куинн вышел из комнаты и вскоре вернулся с видеокамерой. Вставив в нее кассету, он подсоединил камеру к телевизору и нажал на воспроизведение.
Интересно, уволят его или нет? Ответ очевиден – конечно, да. Если поймают. Оставалось надеяться, что за ненадобностью их просто не станут искать.
Куинн запустил пленку и сел на диван рядом с Люси. На экране появились их черно-белые изображения. Люси подалась вперед и стала пристально смотреть, как они ужинают и болтают о политике и погоде.
Куинну приходилось отступать от правил, но еще никогда он не нарушал закон. Он любил свою работу, и если бы ему сказали, что однажды он выкрадет улику, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. А если бы ему сказали, что он сделает это ради женщины, он бы в это самое лицо плюнул. Но он сам проболтался Люси о пленках, и она смотрела на него так, будто он убил ее кота. Минутой раньше она смотрела на него влюбленными глазами, готова была расцеловать прямо здесь, а через какое-то мгновение все изменилось, и он будто нож ей в сердце всадил. Он готов был сделать все, лишь бы Люси смотрела на него, как раньше.
Он захватил с собой последнее письмо от убийцы «бездыханных» и забросил его в криминалистическую лабораторию, утром парни посмотрят его на предмет отпечатков и прочего. Вот чего он точно не собирался делать, так это красть улики. Но он не мог смотреть Люси в глаза и, уже выйдя за дверь дома, знал, что будет делать.
Ради работы он заставил женщину раздеться перед скрытой камерой, и она никогда не простит его за это. И он пошел на должностное преступление ради этой женщины. Теперь же она сидит рядом и молчит, словно воды в рот набрала. Куинн даже думал, что лучше было бы не встречать ее вовсе.
Он смотрел на их изображение на экране. Они ворковали за ужином, будто хотели поближе узнать друг друга. Ужин запомнился ему куда меньше, чем ее свитер и кожаная юбка. Затем Люси достала шоколадный торт, и он вспомнил, с каким вожделением наблюдал затем, как она кладет в рот кусочек за кусочком. Она сказала, что порой шоколад лучше секса, а он ответил ей, что нет ничего лучше секса. На что она сказала: «Смотря с чем сравнивать». После чего он подошел к ней и обнял. Он смотрел, как они обнимаются на экране, и это возбуждало его. Куинн искоса посмотрел на Люси, но ту происходящее скорее раздражало, нежели заводило.
На экране Люси попросилась в уборную, и вышла из кухни. Куинн вышел следом. Камера, работающая от движения, выключилась, и Куинн поспешил вставить вторую кассету. Он нажал кнопку воспроизведения и вернулся на диван.
Фильм начался с того, что Куинн вошел в гостиную, взял сумочку Люси и вытряхнул ее содержимое на диван.
– Ты рылся в моей сумочке?
Он бросил на нее косой взгляд.
– Да, и должен сказать, ты таскаешь с собой столько барахла!
Она скрестила руки на груди.
– Вот как ты узнал, что у меня есть газовый баллончик.
Тем временем Куинн на экране сложил все обратно в сумочку и встал посреди комнаты. Когда Люси вошла в гостиную, он посмотрел на нее. Даже на черно-белой пленке было видно, что глаза его горят желанием. Он был уверен, что она убийца, и все равно хотел ее.
На экране Люси посмотрела в камеру и сказала, что им не стоит сейчас заниматься сексом. Куинн тоже посмотрел в камеру, хотя Люси была уверена, что он смотрит на ее отражение в зеркале над камином.
Куинн обнял Люси, и они поцеловались. Его руки скользили по ее телу, раздевая ее.
Куинн не знал, какое чувство преобладает в нем – стыд или желание. Он продолжил смотреть. На экране события приняли новый оборот. Куинн поднял Люси на руки и вынес ее за пределы обзора камеры. Но камера не выключилась, она снимала пустую комнату, а из холла доносились отчетливые звуки.
– Черт, я не знал, что звуковые фильтры такие чувствительные. – Из холла доносились стоны и охи.
Люси никак не прокомментировала его слова. Она молча слушала глупости, которые Куинн шептал ей в порыве страсти. Он сказал, что поможет ей.
Теперь Куинну было действительно стыдно. Уши горели, а лицо зашла краска. Он посмотрел на Люси, но ее взгляд был направлен на экран.
Настал тот миг, когда Люси обхватила пальчиками его братца, и из холла донеслись сладострастные
