нашивка:
На правом — другая:
— Вот, эти говорят, что к вам, — неодобрительно дёрнул подбородком портье, на что Исидор громко и отчетливо, на весь зал, произнёс:
— Твое дело сторона — стоять у стойки по стойке смирно! — А Фрол сердито добавил, по-волчьи глядя на портье из-под вязаной шапочки:
— Ты грызло-то своё не корчи — кипятком чтоб не ошпарило!..
— Я — что? — скукожился, обтянулся портье. — Люди, говорю, пришли…
— Вот так и говори — люди. А не эти вместоимения — «эти»! Правильно? — Фрол заглянул в лицо Исидору (который в знак согласия прикрыл свои большие ячеистые веки), а потом обратился ко мне: — Желаю здравствовать, господин бакалавр! Как доехали?
— А, спасибо, хорошо… А вы?
Я не знал, что делать, — в номер их вести не хотелось, но и тут разговаривать не очень приятно — портье, уборщица, за колоннами какие-то мурзики на диване сидят. Чтоб охрану не вызвали!
— А мы с дороги… Зашли посмотреть, как наш новый боец устроился, что делает… — сказал Фрол, выразительно глядя на меня, и мне подумалось, что они хотят остаток денег. «А, взнос! Хорошо… Дам им, и они уйдут…» Я сделал рукой жест:
— Прошу в номер!
Исидор молча ногами выдвинул вперед сумку, поднялся — был выше меня на голову; Фрол взял весь багаж на оба плеча, и мы пошли.
В номере они очень по-деловому начали раскладываться. Исидор, спросив, не против ли я, если он примет душ с дороги, отправился в ванную без моего ответа, Фрол стал вытаскивать из рюкзака какие-то ведомости, что-то перекладывать. Вид у него был ожидающий.
Я взял из бумажника пятьдесят долларов (осталась одна десятидолларовая купюра) и протянул ему:
— Вот. Мой долг, взнос!
— Ай, спасибо! — Фрол спрятал деньги.
Я ждал расписки, но он хозяйственно отгреб локтем мои вещи на столе, разложил листы, объясняя:
— Обход московских членов делаем. Начали с тебя.
— Почему так?
— А около вокзала живешь.
Да? А мне казалось, что до вокзала довольно далеко… Я сказал об этом Фролу, но тот высчитывал что-то и не отвечал.
— И как дела? — чтобы прервать паузу, спросил я.
— Дела идут — контора пишет.
— Какая контора?
— А всякая… Контора — место поганое… Тебя, случаем, менты не цепляли?
— Меня?.. Нет, не цепляли… Не цепляка… А что? — Я решил ничего не говорить про свое горе.
— Да ничего, с нашивками и наклейками осторожнее…
— А у вас? Всюду? — указал я на его руку.
Он уставился на свой рукав, как будто первый раз его видел:
— Эти?.. А, нам всё равно! Реально засвечены! Может, и следят за нами… Цветные сейчас волю получили, шныряют и людей шнуруют только так… Хваталово идет, будь здоров!
Хваталова еще не хватало мне!.. И так вчера уже схватали!
Он не успел объяснить мне, кто эти цветастые и кого-что они шнуруют, — из ванной появился Исидор. Он был в каком-то странном френче с карманами, в какой был одет на фотографиях Сталин в учебнике фрау Фриш. Приглаживая темные волосы и выжимая косичку, он огляделся.
— Что? Чайку? — Фрол замер, но в номере не было ни чайника, ни посуды, кроме двух стаканов, один из которых — в темных размывах от вчерашнего вина.
— Пили? — кивнул на стакан Исидор. — Портвейн?
— Нет, австралийское вино… из кенгуру… Кенгуровина…
— Кенгурятина, — поправил меня Фрол, с чем я согласился и сказал, что стараюсь алкоголь не пить.
Исидор понимающе кивнул, заплетая косичку:
— Мы тоже стараемся, но избежать нельзя. Вот Фролушка иногда чудит, но ему можно — он в народном крыле секретарем, а там без этого — никак…
— Крылья есть?
— А как же. Одно крыло — народное, другое — радикальное, третье — либеральное. Знаю, знаю, этих слов по-русски нету… — Он покосился на Фрола. — Думали еще дворянское крыло сделать, но решили, что не надо народ дразнить… Да и партии аристократов нигде нет, даже в Англии…
— А вот опять слово — аристократ! — заметил Фрол.
Исидор на секунды две воззрился на него с вызывающим презрением:
— А вот и нет! Это сложное слово, боец: ария — сто — крат! Стократный ария, значит, самый что ни на есть чистый ариец…
Я был удивлен этим объяснением и хотел даже возразить, что латинский суффикс «krathie» обозначает собирательное понятие, но Фрол пристыженно замолк:
— Ну, если так… — (И я тоже промолчал, решив их не задерживать.)
— А если так, то с тебя пять долларов за неверное замечание! — процедил Исидор и обратился ко мне: — Мы, собственно, по делу. Даже по делам…
— Знаю, членов считаете, Фролочка сказал… Фро-лушко сказало…
— Это само собой. К вам личное дело.
— Я взносы уже заплачивал…
Фрол подтвердил это сжиманием и так смятого в слои лба.
— Ну и хорошо. Значит, полноправный член нашей партии. Я, собственно, хочу предложить вам стать оберляйтером группы, ну… за три тысячи долларов…
— Нет, спасибо, не надо совсем!
Исидор немного обиженно покосился по сторонам:
— Почему же так категори… отрубно?… Это честь… Впрочем, как хотите. Нас интересует выход на Европу. Могли бы вы помочь нам наладить контакты с коллегами… то есть касания с содругами?..
— Как, такие партии разве есть в Европе?
— Как же нету? А пуристы?.. Слышали про пуристов? Мы им кинули послание, но они слишком высокомерны, пафосны… а пафос по-нашему — это отстой… В общем, не ответили…
Пуристы? Это, кажется, в Англии… Борцы за чистоту языка.
— Да, слышал, есть такие… Но контакты нету…
— Жаль, жаль…
Исидор закурил сигару, её твёрдый, как корка, дым стал ползать по номеру. Я открыл окно, однако Фрол, что-то писавший, буркнул, что в поясницу тянет, и ногой прихлопнул его, потом перебрал какие-то бумаги:
— Босс, баб тоже сегодня навещать будем? — на что Исидор, не отвечая ему, сделал две затяжки и потушил сигару:
— Вижу, что вам неприятно. Так вот, в Европе… Связи нужны… Контакты…
