пепельный оттенок.
Ладо остановился. Спину ломило. Руки онемели. С трудом закурив, он в задумчивости начал притягивать к себе одну головку, другую, всматриваться в них... В венчиках топорщились твердые, упругие нити, образуя затейливые узоры. Под солнцем они были как кружева, теперь стали похожи на морщинистых старух.
Вдруг волна ужаса накатила на него: а если в каждом растении обретается чья-то душа?..
Он сел в оцепенении на землю, не в силах совладать с собой. Поле вызывало беспокойство. Захотелось поскорее вырваться отсюда, бежать. Ладо попытался внушить себе, что это просто паника, которая накатывает, когда переберешь анаши, но волнение не проходило.
Внезапно в просветах мелькнуло что-то яркое, блестящее. Он выглянул: на поляне как-то странно, по-собачьи, сидел теленок и внимательно смотрел на него. Он испугался: «Откуда тут теленок?» Махнул на него рукой, шикнул. Теленок повел головой. А это вовсе не теленок, а огромная, худая и бурая, словно живьем копченная свинья, которая приветливо кивает ему, перекатывая в пасти розовую редиску...
Ладо кинулся назад, в коноплю, но зацепился и рухнул на острые упругие стебли. Закрыв глаза, полежал несколько минут. Затем, взяв себя в руки, поднялся, выглянул на полянку. Никого... Он приблизился к тому месту, где только что сидело непонятное существо. Трава была явно примята.
Он поспешил прочь от проклятой поляны и вскоре встретил близнецов. Их мирный вид так обрадовал Ладо, что он чуть не расцеловал их от умиления.
— Как дела, братва? — спросил он.
«Витьки» что-то ответили. И в этот момент издали раздались очереди вертолетного винта.
— Сидай! — в панике скомандовал один из братьев.
Все трое поспешно опустились на землю. Увидев, как близнецы сдвигают над собой шалашики из конопли, Ладо стал делать то же самое. Руки в черном налете плохо слушались, он боялся сбить драгоценный навар, боялся, что вертолетчик увидит их, боялся милиции, собак и фыркающего совсем близко комбайна. Вспомнилось поучение Байрама: «Если ты видишь вертолет — и он тебя видит!» И инстинктивно старался не смотреть в небо.
Вертолет прошел стороной. Они еще долго сидели, скованные страхом, притаившись и прислушиваясь.
Вскоре появился Анзор, за ним — Байрам. Стали обмениваться фразами, стирать с рук душистую мацанку, вертеть из нее шары. Байрам скатал свою добычу в колбаску, разорвал ее на две части и демонстративно отдал половину Анзору. «Витьки» поступили так же. Байрам подумал, оторвал еще кусочек от своей доли и передал его Анзору со словами:
— Это для водилы.
«Витьки» повторили все за ним. Потом разорвали буханки и принялись уписывать хлеб с колбасой. Времени до машины оставалось с полчаса. Стали одеколоном вытирать ладони, но это мало помогало, только стали вонять, как в парикмахерской, а Байрам досадливо сетовал, что нет бензина, чтобы снять остатки с рук:
— Повяжут, в железа оденут — и все, факт на лапах, куда денешься!..
Начали собираться. Проверять карманы. Стряхивать с одежды семена и труху, которой были усыпаны с головы до ног. Анзор, щуря уставшие глаза, вполголоса пробормотал, обращаясь к Гуге:
— То, что у «витьков» осталось, тоже надо будет как-нибудь забрать. На шмотки сменять. Водки им купить.
А потом и к Тимохе-цыгану зайти...
Наконец, захватив пустые бутылки из-под лимонада, все двинулись за Байрамом, который опытной рукой прокладывал путь. Пригнувшись, ворвались в кукурузу. Ее стебли после тонкой и гибкой конопли показались чересчур толстыми и грубыми — как из общества юных дев вдруг попасть в круг перезрелых баб.
В кукурузе вздохнули свободнее и стали пробираться к развилке, где уже смутно виднелся силуэт машины.
17
В рыбный ресторан «Над Курой»
Бати затащил Нану почти насильно: — Пойдем, посидим. Форель!
Осетрина на вертеле! Рыба полезна!
На веранде прохладно...
Народу было достаточно. Бати поприветствовал сторожа и повел Нану на веранду, где ветерком сдувало запах жарящейся рыбы. Расположились. Он снял с подноса закуски, принесенные официанткой, похожей на беременную слониху. Заказал водку, шампанское, форель, жареную осетрину.
— Форели — сколько? Золотой мой, сколько форели? У нас форель кру-упная, — уточнила официантка с тройным подбородком и складчатыми запястьями. — Форель жи-ирная, на меня похожая!..
— Реши сама! — ответил Бати. — Много тяпнула сегодня? Небось, все стаканы допила?
— Сколько выпила — все мое! — погрозила она ему толстым пальцем со вросшим обручальным кольцом.
Нана некоторое время осматривалась — она никогда не была тут. Потом попробовала сома в уксусе. Бати, в хорошем настроении, пил за удачу, за все хорошее, и ел рыбу руками, приговаривая:
— Рыбу — ножом? Не-ет! На Кавказе все нужно есть руками!
Глядя, как он копается в рыбе, Нана почему-то вспомнила покойного отца, который все ел вилкой и ножом, никогда, даже будучи один, не касался рукой куриной ножки (только салфеткой), колол кусочек сахара на четыре части, бутерброды аккуратно разрезал ножом на ровные квадратики и отправлял в рот вилкой. Эти ровные квадратики она запомнила на всю жизнь.
Выпили еще. Закурили. Посидели немного, отяжелев от еды и солнца, наблюдая, как на другом берегу реки, под пятнистыми стенами набережной, мальчишки удят рыбу.
— Вкусно? — спросил Бати. Нана улыбнулась:
— Я люблю рыбу.
— Тогда выпьем за будущее! — предложил он, уточнив: — За наше совместное будущее!
— Что ты имеешь в виду? — сумрачно поинтересовалась она, чувствуя, как вместе с волной опьянения накатывает тоска.
— Но какже... Ты, видимо, восприняла мое предложение в шутку? Я не шутил! И ты, кстати, не ответила мне еще...
— Вот ты о каком будущем говоришь... Но ведь это — дело серьезное. Нельзя так сразу... И потом... — Нана неопределенно повела плечами, не находя нужных слов. Ей хотелось, чтобы Бати сам понял то, что она хочет сказать, и не обиделся, поскольку он ей нравился. Но что он должен понять — она сама не знала толком. Наверно, чтобы не спешил и не торопил ее с решением.
— Конечно, сразу нельзя! — как-то обрадовано склонился Бати над столом. — Надо привыкнуть, поближе узнать человека... — И вдруг, помимо своей воли, гадко подмигнул ей.
Нане стало страшно.
К столу, с трудом продвигаясь по узкой веранде, подковыляла официантка.
— Птички мои, вам ничего не надо? Форель жа-арится! — уставилась она на них добродушными глазами. Только что за соседним столиком она хлопнула очередной стаканчик и теперь утирала слезы.
— То, что нам надо, от тебя, к сожалению, не зависит, — с намеком вздохнул Бати и протянул ей свой стакан. — На вот, выпей за нас!
Официантка, приняв, склонила по-собачьи голову и ласково проговорила:
— Вы оба такие хоро-ошие, такие сла-адкие, так подходите друг к другу! Дай вам Бог счастья! — И она, на секунду прикрыв глаза, будто помолившись, опрокинула водку в густо накрашенный рот.
— Вот! Ведь правду говорит, — обрадовался Бати и указал на Нану. — А она не верит!
— Все будет хорошо! — уверенно качнула шиньоном официантка, и ее круглые глаза опять
